Сникший Анисимов звал в кабак: капитан сильно переживал недавнее событие и по старой русской привычке собирался залить горе вином. Я отказался – честно говоря, не хотелось, к тому же мне предстояло еще заскочить в редакцию газеты и передать новую порцию литературных трудов, заодно и забрать полагавшийся гонорар. О моих стяжаниях на ниве российской словесности знал только Карл, остальные сослуживцы пребывали в неведении. Я специально просил кузена не разглашать эту маленькую «военную» тайну. Не то чтобы из чувства стыда, просто писательские занятия всю жизнь казались процессом интимным, посвящать в который следует как можно меньше друзей и знакомых. Почему-то так устроен человек, что скорее откроет душу человеку малознакомому, может, даже впервые увиденному, вероятность встретить которого во второй раз практически равна нулю. Отсюда, кстати, и все эти разговоры «за жизнь» в поездах дальнего следования. Чем дальше лежит расстояние, тем сильнее развязывается язык.
Редактор газеты слыл существом эфемерным и трудноуловимым. Он почему-то всегда отсутствовал в кабинете и, кажется, пребывал в трех различных местах одновременно, однако ухитрялся испариться за секунду до того, как вы оказывались в этих координатах.
Наконец кто-то надо мной сжалился и подсказал верный адрес. Я направил стопы к ближайшему питейному заведению, где за столом в полном одиночестве сидел, потягивая пиво из большой кружки, нужный мне господин.
– Ба, кого я вижу! Игорь Гусаров, наш, так сказать, лучший литератор, светило русской изящной словесности! – смешливо поприветствовал меня он. – Знали бы вы, с каким трудом я сохраняю ваше инкогнито, особенно от прекрасных дам, всенепременно жаждущих познакомиться с современным Орфеем печатного слова.
– Неужели есть и такие? – удивился я.
– А как же! Ваш опус идет нарасхват, жаль, возможности не позволяют увеличить тираж, а то мы бы продавали тыщи две каждого выпуска. Искренне надеюсь, что вы пришли не с пустыми руками, иначе последний номер останется без долгожданного продолжения. Не поверите, даже я читаю, – признался редактор.
– Я действительно кое-что с собой прихватил, думаю, на месяц-два хватит, потом напишу еще.
– Знакомые дамы просят, чтобы вы побольше писали о любви, о томлении прекрасных сердец, запертых в клетку одиночества.
– Учту их пожелания.
– Обязательно учтите! Что за роман, в коем нет высоких чувств! Лирика, лирика и еще раз лирика! Это так нравится нашим прелестницам! Я знаю, что одна молоденькая, не стесненная в средствах девица покупает мою газету по десять штук зараз, и все ради того, чтобы прикоснуться к творчеству господина Гусарова.
– Лестно слышать, – не стал отпираться я. – А как они воспринимают всех этих эльфов, гномов, троллей? Может, им гораздо сподручней читать про леших, водяных, русалок?
– О, у меня были опасения на сей счет, но они не оправдались. В людях заложена тяга к мистическому, волшебному. Ваши труды удовлетворяют ее сполна. Благородные герои, романтические рыцари, сражения, приключения. Язык легкий такой, без выкрутасов. Читатель любит, когда оно как-то само читается, без принуждения над собой. А тот, чьи вещи приходится вымучивать, уж извините меня – и не писатель вовсе.
– А то, что философии маловато, никого не смущает? – Меня, как любого писателя, очень интересовало, как читатели воспринимают мою книгу.
– Тут я с вами не соглашусь, насчет философии-то. Не забывайте, что мы, человеки, по-разному устроены, двух одинаковых – на край света сходи – не встретишь. Отсюда и несовпадения. Каждый волен извлечь что-то свое. Кто-то увидит глубокую мысль, кто-то – скольжение по поверхности. Это уж кому оно как покажется. Некоторым читателям железки подавай, рыцарей с заклепками да деталек важных поболе, чтоб автор доспех французский с аглицким не путал, знал, чем арбалет от лука отличается, а бердыш от секиры. Другие на это и внимания не обратят, им главное, чтоб благоглупостей разных было сверх меры: читай – не хочу. На всех не угодить, мой друг. Помните это и не подстраивайтесь под чужие вкусы. Пишите как пишется.
– Постараюсь, – успокоенно сказал я.
– Еще как постарайтесь! Молю о том, чтобы источник вашего вдохновения не иссяк, с ним не иссякнут и деньги в моем кармане.
Видя, что затронул опасную тему, редактор спохватился:
– Сегодня, кстати, замечательная погода. По-настоящему летняя: ласковое солнце, весело щебечущие птички…
– Кстати, о птичках. Я тут хотел насчет гонорара поговорить… – начал я импровизированную речь.
– Поэтам деньги не нужны! – с жаром сообщил редактор.
– Поэтам, может, и не нужны, а вот прозаикам, творящим в крупной форме, без них – хоть вешайся.
– Безусловно, – счел нужным согласиться редактор. – Я понимаю, что вы честно заработали гонорар, но сейчас наступили трудные времена: тиражи падают, экземпляры порой возвращаются нераскупленными. Продавцы не хотят возвращать деньги. Думаете, я сижу здесь и пью пиво от хорошей жизни?
– Все ясно, – кивнул я. – Думаю, мне стоит обратиться в «Петербургские ведомости», возможно, они захотят пойти навстречу.