Гулливер у арийцев

смотря на все, еще осталось немало наивных людей, твердо

верящих в святость английской конституции. Они полага-

ются, например, на неприкосновенность корреспонденции,

141

на девственность британской королевской почты. Эти лю-

ди спокойно получают интересующие гестапо письма до

востребования и уверены, что всех перехитрили. В то же

время не менее десяти процентов почтовых чиновников в

Лондоне состоит на службе у гестапо. А потом в Германии

арестовывают людей, имевших несчастье положиться на

своих неосторожных и легкомысленных друзей.

Прейсс взволнован:

— Знаете, я ведь тоже получаю письма до востребова-

ния.

— Если у вас есть конверт, я с полной точностью скажу

вам, было ли письмо перлюстрировано.

Прейсс лезет в карман и протягивает мне уже вскрытый

конверт.

Я запоминаю адрес: семнадцатое почтовое отделение, до

востребования, мистеру Р. Н. Кроу. Внимательно осматри-

ваю конверт, осторожно отдираю почтовую марку, смотрю

на дату штемпеля и заявляю самым безапелляционным

тоном: письмо не было вскрыто.

— У вас, господин Прейсс, есть, видно, опыт в этой об-

ласти.

Адвокат сияет от комплимента.

На прощание рекомендую ходить в почтовое отделение

за письмами исключительно утром, как можно пораньше,

тогда меньше шансов встретиться с нежелательными субъек-

тами. Кроме того, лучше не говорить в окошко, какое пись-

мо нужно, но просовывать почтовому чиновнику бумажку,

на которой написан адрес.

— Я так и делаю, господин Штеффен.

— Ну, вас, видно, нечему учить.

Я сижу с этим ослом еще минут двадцать, а затем от-

правляюсь в почтовое отделение, просовываю клочок бу-

маги в окошко, — для Кроу письма нет.

На четвертый день вместе со своей бумажкой получаю

из окошка конверт с германской маркой. Беру такси и мчусь

на Даркстрит.

В аптеке два покупателя. Я прошу средство от головной

боли и аспирин. Жду несколько минут. Покупатели уходят.

142

Аптекарь, как и в первый раз, жестом приглашает меня

в заднюю комнату; человек, называющий себя Гроссом,

небрежно со мной здоровается и грубо спрашивает:

— Ну, в чем дело?

Я протягиваю конверт.

Гросс исчезает и возвращается через десять минут.

— Теперь можете отнести письмо обратно на почту.

— А вы его не прокалывали булавками при фотографи-

ровании?

— Браун, занимайтесь своими делами и не отнимайте у

меня времени.

Я думал было заговорить о деньгах, но потом решаю

этого не делать — эта свинья подумает, что целиком меня

купил за несколько фунтов, не надо было требовать денег

и в прошлый раз.

Я возвращаюсь на почту и говорю чиновнику в другом

окошке, что мне неправильно выдали письмо: мне нужен

пакет на имя Кроуль, а не Кроу.

В течение двух недель я доставляю Гроссу письма Прейс-

са. Я при этом нарушаю инструкцию своего начальника:

не возвращаю письма на почту, но просто их уничтожаю.

Если я повторю мою версию с Кроулем, чиновник- на это

обратит внимание. С другой стороны, вскоре Прейсс узнает,

что письма до него не доходят. Необходимо поскорее лик-

видировать это дело.

Мне, впрочем, везет. Оказывается, Гроссу больше не ну-

жны письма, получаемые адвокатом.

— Этот болтливый дурак Прейсс не представляет для

нас интереса, тем более, что его корреспондента мы уже по-

садили в концентрационный лагерь. Скажите лучше. Браун,

знакомы ли вы с журналистом Кронером?

Я отвечаю утвердительно, хотя никогда его не видел в

лицо.

— Попробуйте втереться к нему в доверие и разнюхайте,

от кого он получает из Германии информацию. Мы знаем

только, что он прибегает к помощи третьих лиц.

В течение нескольких дней я пытаюсь познакомиться с

Кронером, но это очень замкнутый и застегнутый на все

143

пуговицы человек. В лицо я его уже знаю и решаю просто

подсесть к нему в кафе, где он часто бывает.

Через несколько дней вижу пасмурную физиономию

Кронера, сажусь за его столик, заговариваю с ним по-не-

мецки; он дает односложные ответы и углубляется в газе-

ты.

Он, кстати, замечаю я, чертовски близорук.

Неожиданно Кронер хватает свою чашку и пересаживает-

ся к другому столику.

Мне в конце концов надоедает с ним возиться, и я ре-

шаюсь прибегнуть к своему излюбленному методу — логи-

ческой фантазии.

На другой день я отправляюсь на Даркстрит и с торжест-

вующим лицом вручаю Гроссу записку, где перечислены фа-

милии корреспондентов Кронера; я при этом называю своих

знакомых, оставшихся в Берлине, или просто выдуманные

имена.

Гросс, видимо, доволен, и по своей инициативе дает мне

двадцать фунтов. Я небрежным жестом прячу деньги и пи-

шу расписку, как и в первый раз, печатными буквами.

Прошло несколько дней, и мне пришлось пережить очень

неприятный разговор с моим начальником. Я должен от-

кровенно признаться, что не отношу себя к числу чрезмер-

но храбрых людей, и порядком перетрусил.

Когда я вошел в кабинет Гросса, он, не отвечая на мое

приветствие, вскочил и закричал:

— Ты, грязная свинья, пробовал меня обмануть, и я из-за

тебя попал в положение идиота!

Мне сообщили из Берлина, что ни один из названных

тобой прохвостов там не проживает: часть давно сидит в

концентрационных лагерях, часть удрала за границу, а ос-

тальных ты просто выдумал. Кроме того, было установле-

но, что ты ни разу не встречался с Кронером.