Гром среди ясного неба

Поль только что очнулся. Это был горячечный, прерывистый, полный кошмаров сон. И сейчас он пробудился лишь наполовину. Но и его осознанные — в действительности полуосознанные — мысли были почти такими же глупыми и головокружительными, как и сны, что мелькали, вспыхивали и угасали в те моменты, когда он спал. Он вспомнил, как еще маленьким мальчиком смотрел программу «Амос и Энди», где Кингфиш предлагал своеобразную страховку, которую выплачивали тем, кому приснится сон, что он упал и ушибся. И самое интересное то, что страховка выплачивалась не в тот момент, когда ты уже ушибся, а когда только начинал падать. Все это было довольно сложно и, хотя он не мог припомнить деталей, ужасно смешно. Если бы Кингфиш оказался сейчас в комнате, Поль наверняка купил бы у него страховку.

У него не было ни малейшего представления, как долго он спал и сколько сейчас времени. Он лишь желал узнать, скоро ли кончится эта кошмарная ночь. Для этого надо зажечь свет и посмотреть на часы, но такое усилие показалось ему выше возможностей. Впрочем, какая разница? Что он хотел бы увидеть на часах? Если бы можно было надеяться, что глоток воды и свежая пижама помогут выспаться в оставшиеся ночные часы, помогут заснуть глубоким сном, позволят забыть о боли во всем теле, о шуме в голове, о сухости в горле и о рези в глазах. Если бы это было возможно, тогда он хотел, чтобы было пол-одиннадцатого или одиннадцать вечера и оставалось восемь, девять или десять часов для наслаждения крепким сном, после которого может наступить выздоровление. Поль предполагал, что он заразился каким-нибудь гриппозным вирусом, который наиболее активно действует в первые сутки. По опыту он знал, что лучше всего это время проспать. Но если его опять ждут те же кошмары, то пусть уж лучше будет четыре или пять часов утра. Он считал, что в предутренние часы болезнь протекает тяжелее, страшнее, более зловеще.

Но не желание узнать, который час, а другая, случайно пришедшая в голову мысль заставила Поля сдвинуться с места. Желание сменить пижаму и особенно выпить стакан воды оказалось таким сильным, что ради этого стоило затратить огромные усилия, чтобы встать. А уж поскольку он решил встать, надо зажечь свет и узнать время. Он повернулся, протянул руку и дернул за небольшую цепочку ночника. Ощущение было таким, словно он плыл в патоке или дегте. Каждое движение было болезненно. Свет включился, но вокруг было по-прежнему темно. И тогда он понял, что его глаза плотно зажмурены. Он открыл их на мгновение, мигнул и сразу же снова зажмурился. Слабая шестидесятиваттная лампочка, находившаяся внутри плотного пергаментного абажура, ослепила его, как прожектор. Волны света как будто бы кололи глаза. Но если он действительно хотел выпить стакан воды и надеть cухую пижаму, то надо было преодолеть все трудности, вытерпеть в течение нескольких секунд и эти вновь возникшие неудобства ради будущего облегчения. Ведь так поступают взрослые люди, не правда ли? Разве нельзя отказаться от сиюминутных удобств ради более существенных выгод в будущем? Поль открыл глаза и, щурясь, словно перед ним было солнце пустыни, заставил себя сесть. Он посмотрел на будильник на ночном столике. Было пять минут первого. К сожалению, совсем не то время, которое он мысленно выбрал. Но в конечном счете, все равно. До утра можно было вполне выспаться, если, разумеется, удастся снова заснуть. Кроме того как раз пришло время принять пару таблеток аспирина.

Аспирин. Ну конечно же! Надо думать об удобствах, но нельзя забывать и о лекарстве. Аспирин снимает боль в мышцах. Надежда на это послужила Полю моральным стимулом, устранившим у него последние колебания и заставившим его все-таки подняться. С большим трудом, преодолевая головокружение и свинцовую тяжесть в ногах, Поль прошел через комнату к комоду и достал свежую хлопчатобумажную пижаму. Сняв ношеную, он отшвырнул ее ногой в угол комнаты. Затем, опираясь на комод, надел сухую пижаму. Он чувствовал такую слабость и головокружение, что едва не упал, просовывая ногу в пижамные штаны. Поль не сомневался, что его скрутил действительно сильнейший грипп. Минуя маленькую переднюю, он прошел из спальни в ванную комнату, взял там две таблетки аспирина, бросил их в рот, запив стаканом воды. Потом выпил второй стакан. Странно, что и после этого сухость во рту не прошла. Губы потрескались и запеклись, а язык был весь обложен. Поль поставил стакан на место и оперся руками на умывальник, переводя дух. Неожиданно его охватил такой сильный озноб, что застучали зубы. Самое страшное было то, что вызванная ознобом дрожь в руках и ногах пронизала все тело и отозвалась в каждом мускуле.