Гром среди ясного неба

Доктор Джебба — невысокий, смуглый мужчина щеголеватого вида — был главным врачом больницы базы. Он вошел в кабинет генерала таким шагом, будто маршировал на плацу. Уайатт предложил ему сесть и кратко, но с предельной ясностью объяснил характер происшествия. Он сказал без обиняков, что по вине пилота во время одного из испытаний по программе доктора Дипа произошло заражение города Тарсуса японским энцефалитом. Он приказал Джеббе отправить как можно скорее полевой госпиталь в Тарсус. Руководить госпиталем будет Робертсон, поскольку он эпидемиолог. А Джебба будет осуществлять связь с базой.

— Я надеюсь, что через полчаса вы сможете отправиться. Но при выезде все-таки свяжитесь со мной. К этому времени я согласую все с генералом Норландом.

— Есть, сэр,— сказал Джебба.

— Вы не хотели бы дать доктору Джеббе дополнительные рекомендации? — спросил Уайатт Дипа.

— Ну, как уже сказал генерал,— начал Дип,— это будет тревога номер один. Необходимо всех обеспечить спецодеждой. Хирург вам вряд ли понадобится, но все-таки одного возьмите на всякий случай. Вам, безусловно, потребуется невропатолог. Но я думаю, что больше всего вам понадобится доктор Ауэрбах.

— Психиатр? — спросил Джебба.

— О боже мой, да! — ответил Дип. —Ведь одним из последствий этого заболевания является психическое расстройство. Через несколько дней половина жителей Тарсуса будет безумнее шляпника из «Алисы в Стране Чудес».

Уайатт приказал Робертсону возглавить полевой госпиталь и уже под конец, как будто вспомнив что-то, сказал:

— Доктор Льюин, вы там уже были. Вам целесообразно поехать туда с ними.

— Слушаюсь, сэр! — ответил Льюин.

Все четверо покинули кабинет генерала. Сам Льюин никак не мог решить, ехать туда или нет. Поэтому приказ генерала его даже обрадовал: он избавлял его от необходимости делать выбор.

Оставшись один, генерал Уайатт скинул китель и ослабил галстук. Затем он снял трубку телефона и попросил:

— Соедините меня с генералом Норландом по скрэмблеру.

Сорок пять секунд ожидая связи со штабом в Прово, Уайатт барабанил пальцами по столу. Норланд был командующим военной зоной, включавшей штаты Юта, Невада, Аризона и Новая Мексика. Потребовалась еще одна минута, прежде чем на коммутаторе в Прово Уайатта соединили с домом генерала Норланда.

— Норланд у телефона.

— Майк? Это Бад. У меня важный разговор, поэтому я говорю по скрэмблеру.

С этими словами Уайатт включил скрэмблер, назначением которого было превращение речи в беспорядочную смесь звуков. На телефонном аппарате Норланда имелось соответствующее устройство, превращавшее мешанину звуков снова в нормальную речь. Таким образом любой человек, желающий подслушать разговор на этой линии, ничего не мог бы услышать, кроме странного кряканья. Скрэмблер несколько ухудшал слышимость, но зато надежно обеспечивал секретность разговора.

Быстро, четко и без эмоций Уайатт объяснил Норланду, что случилось, включая принятое на совещании решение послать полевой госпиталь и сделать все возможное. В конце Уайатт добавил, что он поддержал это решение, исходя из целесообразности держать город под колпаком, ну и, конечно, учитывая необходимость помочь населению.

— Поскольку это затрагивает гражданское население, я считал, что, прежде чем направить туда госпиталь, вопрос следует согласовать с тобой.

Уайатт некоторое время ждал, пока Норланд взвешивал и переваривал сказанное им:

— Я не вижу особого выбора, Бад! Поэтому действуй и направляй туда полевой госпиталь. Я приеду в Дагуэй в шесть ноль-ноль утра. Позвони мне, как только ваш медицинский персонал выяснит, в каком состоянии находится город. Я буду ждать, пока не получу это сообщение, после чего свяжусь с Вашингтоном.

— Понятно,— оказал Уайатт.

— И еще. Послушай, Бад!

— Да?

— Сообщи мне немедленно, если будут смертные случаи.

ВТОРНИК, 11 АВГУСТА 00 ЧАСОВ 00 МИНУТ ПО МЕСТНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ

Полю Доновану вспомнился рисунок. Он видел его не в учебнике, по которому обучал, а в другом, старом, которым пользовался еще в студенческие годы. На рисунке была изображена человеческая мускулатура. Создавалось впечатление, что с тела только что содрали кожу,— был виден и пронумерован каждый ярко-красный мускул. Сейчас Поль чувствовал все свои мышцы, они давали себя знать резкой болью, как будто на них были выжжены каленым железом номера с того старого рисунка. Это было чертовски аудиовизуальное пособие. Вернее, не аудиовизуальное, а сенсорное, осязаемое. Своеобразный способ изучения анатомии. Ясный, убедительный, но очень болезненный. Он ощущал настолько острую боль в каждой мышце, что это даже заинтересовало его.

Поль лежал в постели, глядя в потолок, освещенный лунным светом. Когда он сосредоточивался и огромным усилием напрягал мозг, то отчетливо осознавал, что это лунный свет. Но когда он впадал в забытье, бледный лунный свет представлялся его воспаленному сознанию то лампой над операционным столом, то ярким светом ринга, любым светом, который соответствовал пронизывающей его боли.