Как-то не верится, дорогой читатель, что столь сложный побег «Атаман Ада» совершил без помощи сообщников из тюремной охраны. Ведь и двери камеры кто-то должен был открыть (или забыть закрыть), либо ослабить скобу, чтобы ее легко можно было вынуть. Требовалось еще передать заключенному веревку и оставить открытой дверь на чердак. Кандалы тоже снять было не так просто, если только кто-то не дал Котовскому ключ от них или необходимый слесарный инструмент. Впрочем, избавиться от кандалов с помощью молотка из стамески бесшумно было практически невозможно, и тогда Котовский рисковал перебудить всю тюрьму. Так что версия с ключом выглядит правдоподобнее. Кроме того, его должны были в упор не видеть надзиратели у ворот, а у стены кто-то должен был заботливо оставить доску. Слишком много случайностей. Российская полиция в императорские времена, как мы уже убедились по мемуарам князя Урусова, была коррумпирована ничуть не меньше нынешней. Подозреваю, что надзиратели немало заработали на том, что «проспали» Котовского. Благо, денег у его шайки хватало. При аресте у него изъяли, напомню, чуть больше четырех рублей. Основную часть награбленного котовцы прятали где-то в надежных местах, а для прикрытия распускали слухи, что всю добычу раздают бедным.
В городах Котовский обычно появлялся под маской богатого помещика, бизнесмена или управляющего крупным имением. Он любил играть в карты, рулетку и на скачках, безоглядно прожигал жизнь в дорогих ресторанах и борделях. Так что награбленные деньги у него в руках долго не задерживалось. Не чужд был Григорий Иванович и искусства, бывал в театрах и на концертах, ценил хорошую оперу. Нельзя сказать, что ничего из награбленного он не раздавал беднякам-крестьянам. Во-первых, таким образом он гарантировал себе их помощь, когда надо было укрываться от преследователей. Во-вторых, запасы продовольствия, которые были в имениях, его особенно не интересовали, ведь Котовский привык питаться в ресторанах, а не жить долгие недели где-то в тайном лесном лагере.
После побега Котовский скрывался в Кишиневе у Михаила Ивановича Романова в доме № 20 по улице Гончарной. В газетах же распространялись слухи, возможно, с подачи его сообщников, что беглец уже перешел австрийскую границу.
Следствие о побеге вел пристав 2-го участка бессарабский грек Хаджи-Коли. Надо сказать, что в руководстве бессарабской полиции, как и среди бессарабских чиновников, этнических румын (молдаван) почти не было. Преобладали русские, украинцы, греки, армяне и немцы. Царские чиновники и полицейские презрительно называли молдавских крестьян «воловьими головами». А в русской армии молдаван, плохо знавших русский язык, дразнили «тринадцатой верой». Кстати сказать, в отличие от украинских и белорусских губерний, Бессарабия как имперской администрацией, так и основной массой восточнославянского населения Российской империи воспринималась как некая чужая земля, с другой культурой и традициями. В этом отношении Бессарабская губерния была ближе к такой «внутренней загранице» как Финляндии, Польше и Прибалтийским губерниям. Большинство молдаван (румын), не исключая и бояр, плохо знали или не знали русский язык, равно как, и значительная часть местных украинских крестьян. Для выходца из других губерний, оказавшихся в Бессарабии, эта страна казалась чужой, где люди говорили на совершенно непонятном языке. Политика руссификации к начале XX века дали определенные плоды, но главным образом в Кишиневе, а также на юге, заселенном колонистами.
Хаджи-Коли удалось завербовать в качестве агента эсера Еремчия, и тот указал район, где может скрываться Котовский. И пристав стал регулярно прогуливаться в тех краях в надежде встретить Котовского. Они действительно встретились на Тиобашевской улице, расположенной на Малой Малине – кишиневской окраине.
Увидев пристава, Котовский бросился вверх по улице. «Держи! Стреляй!» – крикнул Хаджи-Коли городовым. Однако Котовскому удалось скрыться, хотя он был ранен в ногу револьверной пулей, выпущенной Хаджи-Коли. Раненный Котовский вскочил на первую проезжавшую пролетку и погнал лошадей, сбросив кучера. На одном из поворотов он спрыгнул и добрался до квартиры своего знакомого – врача Прусакова, который перебинтовал рану и приютил его на несколько дней. Затем Котовский попытался вернуться к Михаилу Романову, но этот адрес к тому времени стал известен полиции то ли от Еремчия, то ли от какого-то другого агента.