Григорий Котовский. Загадка жизни и смерти

Считалось, что в николаевской тюрьме надзиратели не столь продажны, как в кишиневской. Неслучайно во дворе тюрьмы стояли железные клетки, в которых надзиратели могли укрыться в случае тюремного бунта.

Побег из николаевской тюрьмы был практически невозможен. Особенно, если сидишь в одиночке. Впоследствии Котовский вспоминал: «Одиночный режим в течение двух с половиной лет, с прогулкой по пятнадцать минут в сутки, полной изоляцией от живого мира. На моих глазах люди гибли от этого режима десятками, и только железная воля и решение во что бы то ни стало быть на свободе, жажда борьбы, ежедневная тренировка в виде гимнастики спасли меня от гибели».

На самом деле Григорий Иванович быстро нашел способ, как негостеприимную тюрьму покинуть. Он потребовал бумаги и чернил и подробно написал о том, как Зильберг и другие полицейские чины брали от него взятки.

Расчет оказался верным. Котовского вызвали на допрос, но он категорически отказался давать показания без очных ставок. Иначе, убеждал он следователей, полиция сумеет обвинить его в клевете.

Властям пришлось под усиленным конвоем препроводить Котовского в Кишинев. Это случилось зимой 1910 года. Котовский, стремясь максимально затянуть дело, называет все новых и новых свидетелей из числа своих бывших подельников. Их в кишиневской тюрьме скопилось около двух десятков. С ними Котовский собирался организовать побег.

Соратники Котовского подтвердили, что Зильберг за свои услуги брал деньги и вещи, награбленные бандой Котовского у помещиков и коммерсантов.

Обвинения против Зильберга поддерживал пристав Хаджи-Коли. Как кажется, Николай Михайлович был одним из немногих сравнительно честных российских полицейских. Нельзя сказать, что он не брал взяток. Тех, кто не брал взяток, в полиции Российской империи, а особенно на Юге России, просто не существовало. Они бы не смогли выжить как вид. Но Хаджи-Коли, по крайней мере, не брал взяток с уголовных и политических преступников и не фальсифицировал дела.

Зильберга судили вместе с его начальником, приставом Лемени-Македони. Дело рассматривала выездная сессия Одесской судебной палаты. На суде Котовский подробно рассказал все, что знал, о проделках бессарабской полиции и, в частности, о бывшем полицмейстере бароне Рейхарде, который присваивал себе многие краденные вещи, которые полиции удавалось найти. Впрочем, Рейхарда, переведенного на другую должность, к суду привлекать не стали.

Сохранился замечательный документ – кассационная жалоба Зильберга на приговор:

«…Я доказал бы фактами, что Хаджи-Коли не только старался раздуть в преступниках чувство злобы против меня непозволительными разоблачениями моих служебных действий против них, но и подкупал их…»

Зильберг утверждал, что Хаджи-Коли подкупил Анну Пушкареву, хозяйку конспиративной квартиры, дав ей швейную машину и пообещав еще 90 рублей, если она будет тверда в своем ложном оговоре. Подговорил якобы Хаджи-Коли и еще одну хозяйку конспиративной квартиры – Людмер, чтобы и она удостоверила знакомство Зильберга с Котовским в период деятельности его шайки. Зильберг, правда, не отрицал того, что часто встречался с Котовским, но утверждал, будто делал это только в интересах сыска с ведома и по распоряжению своего начальства – полицмейстера Рейхарда, губернатора Харузина и товарища прокурора Фрейнета.

Зильберг настаивал, что в день его ареста – 15 сентября 1908 года – Хаджи-Коли требовал от агента Пини Меламуда показать на следствии, что не Котовский, а Зильберг был главарем разбойничьей шайки и доставал бандитам оружие. Однако Меламуд на следствии лишь подтвердил, что поставщиком оружия Котовскому был Зильберг.

Конечно, Зильберг не был главарем шайки. Он лишь обеспечивал ей прикрытие, доставал оружие, а когда посчитал это выгодным, сдал Котовского с подельниками.

При обыске у Зильберга был найден ковер, принадлежавший помещику Крупенскому, подаренный шахом. Ковер тот у Крупенского реквизировал Котовский и передал Зильбергу за услуги.

Подобных доказательств в деле было с избытком. Вместе с Зильбергом судили помощника пристава Лемени-Македони и околоточного надзирателя Бабакиянца. Все они понесли заслуженное наказание, получив по 4 года каторги. А вот побег, ради которого Котовский начал этот процесс, не удался. Всех свидетелей слишком быстро отправили в их прежние тюрьмы. Во время же процесса в тюрьме поддерживались усиленные меры безопасности, и о побеге нечего было и думать.

Последний побег и последний арест