Грифон

— Я шла, шла… Я хотела тебе сказать… Ты сразу скажи…

— О чем, Гюльнара?

— Почему так получилось…

— Что? — Алексей опустил руки и ухватился пальцами за спинку койки. — Что получилось?

— Ну, выброс.

Алексей почувствовал — у него вспотели ладони. Они были противно мокры, и под ложечкой ощутилась тяжесть, будто его ударили кулаком в солнечное сплетение.

Врач схватил его за рукав и потащил вон из бокса. Потом врач толкал Алексея в грудь, и тот отступал, точно у него не хватало сил сопротивляться.

Субботин продолжал идти уже по коридору, пятясь, подталкиваемый в грудь врачом. Потом, повернувшись лицом по ходу, Алексей как бы долго размышлял, молча сел в кабинете на стул и терпеливо выпил какое-то горькое лекарство. Увидев перед собой Гиви, Субботин почему-то спросил у него:

— Что получилось? А, Гиви?

— О чем ты? — удивился Гиви.

Но Алексей не слушал его:

— Нет. В том-то и дело… Все шло в норме… Это я так! — махнул рукой Алексей. — Нам пора, Гиви.

Гиви поговорил с коллегой, и санитарная машина домчала их на аэродром. Там, в крохотной комнатке ожидания, большую часть которой занимал фикус, Фармап играл в нарды с диспетчером.

— Уже погрузились? — вежливо спросил Гиви, чтоб не интересоваться, задержали ли они своим опозданием рейс.

— Налегке полетим, — ответил «правая рука» Глухаря.

— Как? — вступил в разговор Алексей.

Фарман поднял глаза:

— Поступил новый приказ: взрывчатку не брать — возвращаться.

Субботин мгновенно рассвирепел:

— Что они, с ума посходили?!

— Туда подалось начальство из столицы республики. Решили не тушить грифон. Кратер увеличился до ста пятидесяти метров.

— Подожди, подожди… — Алексей схватил Фармана за плечо.

— Не понимаешь, что ли? — удивился Фарман. — Решили разгрузить пласт.

— А-а… — протянул Субботин. — Будут разгружать пласт… Тогда, конечно… Понятно.

Но ничего не было «понятно». Алексей сел и оперся локтями о колени. Разгружать пласт — забуривать несколько новых скважин, ставить новые буровые. Они должны пройти более двух тысяч метров, только тогда они дойдут до газового пласта, из которого началось загазовывание глинистого раствора, выброс, а потом грифон.

Новые выходы из пласта снизят давление в нем.

Решение… Чтоб быстрее освободить ведро от воды, сделать в ведре не одну, а десять дырок… Что толку иронизировать? Другого-то выхода нет. Нет! Если бы не грифон, ликвидация аварии выглядела гораздо проще. Следовало освободить устье скважины от оборудования и подвести к выходящей струе газа реактивный двигатель. Истекающая струя оторвала бы пламя. Тогда на устье скважины устанавливается фонтанная арматура — «елочка»…

Она, конечно, простота эта, легкость — кажущиеся. Такова разница в сложности номера жонглера, работающего, предположим, с пятью предметами, и жонглером, умеющим «держать» в воздухе десять, разница между сложением и возведением в степень…

Главное тут даже не в сложности. Разгружать пласт — решение более простое, чем тушить пожар, закачивать фонтан… «Более простое решение»… Точнее — отсутствие решения… С аварийной скважиной ничего не делать, — только ждать. Ждать, когда забои вновь пробуренных скважин войдут в пласт, начнут отбирать газ, и пластовое давление месторождения снизится.

Ну а если месторождение огромно?

Тогда будут бурить наклонную скважину, выйдут близко к забою аварийной и закачают в ствол скважины цементный, очень тяжелый раствор. Он зацементирует «рану» в пласте, затянет все выходы газа по трещинам…

А сколько газа пропадет?

Дебит скважины — более двух миллионов кубометров в сутки. Такого количества хватит крупному химическому заводу.

Обернувшись к Гиви, Алексей положил руку на его плечо, потом на плечо Фармана:

— Гюльнара и Субботин с ума посходили. Никаких нарушений на буровой не было. Это все ребята подтвердят! Они же…

Тут вошел пилот и сказал, что они отправляются.

Субботин прошел в кабину и сел на железную лавку. Его распирало желание всем и каждому говорить, что ни в выбросе, ни в дальнейших последствиях аварии он и смена не виноваты. Разве можно обвинить их в том, что пострадал Алты?

Алексею припомнился больничный бокс, кровать, полукруглый каркас над обгоревшим телом Алты, его до неузнаваемости измененное страданиями лицо и взгляд — пустой, скользящий.

Лишь в эти мгновения он всей полнотой души ощутил, что ответственность за страдания Алты, виновность в выбросе, фонтане, пожаре и грифоне может пасть на него. И ему, собственно, нечем, именно нечем оправдаться.

* * *

Саше Ахметову было совсем не обязательно присутствовать при транспортировке собранной вышки к месту бурения. В бригаде трактористов, которым предстояло тащить буровую к грифону, имелся тралмейстер, человек достаточно опытный в своем деле. Михаил Никифорович, отдав приказание Ахметову проследить за доставкой буровой, почувствовал, что в этом случае тешит свою душу, словно мстит своему любимцу.