Грифон

Самые опытные трактористы находились в боковых машинах. Им приходилось постоянно маневрировать: идти чуть впереди, когда буровая брала подъем, конечно, очень незначительный; или двигаться сзади салазок при спуске. И главное — ни на секунду не давать тросам провиснуть и не слишком их натягивать. В общем, это был октет из восьми инструментов, на которых играли восемь трактористов. Трактористы действительно исполняли, как музыканты, свою работу. Причем от трактористов требовалась более безупречная сыгранность, чем у музыкантов. Если там ошибка в полтона или отставание на шестнадцатую такта — вещь в сложном произведении почти обычная, даже допустимая и простительная, то тут ослабление троса на какой-то метр или отставание, ну, хотя бы бокового партнера или перетяжка им троса могло угробить вышку и при определенном стечении обстоятельств убить товарища. Если бы сорокапятиметровая стальная вышка с маху упала на кабину трактора, то никакие дополнительные крепления кабины не смогли бы спасти водителя.

Тракторы бархатно урчали и ползли по улице поселка, а в их окружении, чуть покачиваясь и подергивая головой-кронблоком, словно колоссальный идол, продвигалась вышка. Мощные машины выглядели рядом с буровой жуками-скарабеями. Небо было чистое, голубое, солнце — высоко и ясно, и песок выглядел золотым. Ветерок едва веял, не тревожа даже легкий как пух илак на барханах.

Бригадир трактористов, статный мужчина с ногами кавалериста, шел впереди тракторов, держа в руках красный и белый флажки. В сотый раз, наверное, вел Курбан Алиев своих ребят, но никогда еще не приходилось ему ни собираться так быстро по прямому приказу начальства, ни тащить новую вышку к месту катастрофы другой буровой, и он очень волновался.

Рядом с Курбаном шел Саша. Он тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Не то, чтоб ему казалось, а он в глубине души был уверен: превышение власти, которой он был облечен начальником конторы, не пройдет даром. Подобно многим людям, попавшим единожды в сети обстоятельств, он искал предзнаменований новых бед, и желаемое виделось им во всем. Несбывшиеся предвестники забывались им быстро, зато стоило произойти совпадению, как услужливое воображение фиксировало факт твердо. Молчаливость и некоторая отстраненность Саши при осознании вины еще больше углубили этот процесс «ловли призраков-предвестников», хотя год тому назад Ахметов искреннейшим образом сам первый посмеялся бы над подобным.

Сейчас же, вновь обретя права и должность мастера, Ахметов будто вдруг проникся такой необоримой жаждой, именно жаждой, буквального, прямого и жесткого выполнения инструкций, правил и приказаний. В случае, требующем самостоятельного решения, Саша не стал бы раздумывать, а твердо последовал прежде всего букве инструкции и правил. Перестраховка в конце концов не нечто данное человеку в характере. Она чаще всего плод горького опыта, когда инструкцию, распоряжение используют как щит или блиндаж в три наката. Однако в любом рассуждении перестраховщика обязательно присутствует подспудная мысль: мол, вообще-то, я мог бы поступить иначе, я знал, как лучше сделать, но у меня были связаны руки. Впрочем, так ведут себя убежденные перестраховщики-карьеристы. Что до Саши, то его поведение было скорее рефлекторным, защитным. Так человек, однажды попавший в катастрофический переплет, долгое время, за годы спокойной жизни не в силах побороть в себе предубежденности к безопасности поездки в трамвае, автобусе, поезде или самолете.

Кстати, люди, летавшие всю жизнь, бывавшие в самых невероятных переделках, твердо и неколебимо убеждены в одном: самые безрассудно смелые люди — пассажиры. Смелы они своей верой и неведением. Но не об этом речь.

Тракторный поезд уже преодолел больше половины пути к месту назначения. Тогда Саша, поначалу шедший рядом с Курбаном, не выдержав напряженного и медлительного движения, стал кругами обходить двигавшиеся, подобно единому агрегату, тракторы и вышку. Он старался незаметно приглядываться к узлам тросов на переплетах вышки, к препятствиям, попадавшимся на пути, — возвышенностям и долинкам, которые ловко преодолевали водители, не допуская ни излишнего натяжения, ни провисания такелажа.

Замечаний Ахметову делать не решались: неудобно как-то, да и особых причин не находилось. Но к Саше стали приглядываться, начали следить за его добровольными «исследованиями» крепости и надежности узлов на тросах. Однако не сразу, но тем незаметнее и глубже поведение Ахметова стало волновать и нервировать водителей и бригадира. Они почему-то начали ощущать себя в чем-то виноватыми, не видя, не замечая никаких промашек со своей стороны. Хотя, может быть, именно это обстоятельство более всего и задевало их.

Будто выстрел, раздался крик Саши:

— Узел! Узел на кронблоке развязался!