Потом крещеных стало еще больше – верховный жрец Перуна, говорят, не выдержал и ушел в леса, к тайным святилищам.
Людям нравились торжественные песнопения и звон колоколов, величие храма и запах воскурений. Приятно было обонять дымок ладана, а не вонь извергнутого из кишок жертвы, принесенной Перуну, Велесу, Хорсу или Семарглу. А тут и вовсе никаких жертв, разве что свечку поставить перед иконой. Лепота!
Новгородцы приревновали Городище и порешили свой собственный храм возвести. Собрали деньжат и ко мне явились: помоги, мол. А я им и говорю: вы не громадой превзойдите Городище. Выстройте храм из камня, а купол позолотите. И окна я вам витражные сделаю – красота выйдет неописуемая! Главное же в том, что Городищенский храм простоит максимум лет двести-триста, а каменная церковь – это на века.
Впечатленные новгородцы согласились, а у меня забот прибавилось. Здесь же никто не строил каменные здания! Надо было объяснить все – и про фундамент, и про кладку, и про раствор известковый. Витражи я, так и быть, сделаю и железо кровельное нашлепаю. Именно что нашлепаю – тут прокатных станов нету, приходится кусок железа отбивать молотом, плющить его в тонкий лист. А сусальное золото мы из будущего притащим…
1 марта местные праздновали новый год, и «дядя Фёдор» меня удивил. Главврач женился!
Думаете, на Рогнеде? Нет! Сосватал дочь у того самого боярина Олдамы, в чьей усадьбе расположилась больница. Вот так вот.
Ничего, говорит, поделать не мог – влюбился! Втюрился, как мальчик.
Видал я ту боярскую дочь. Симпатичная, в общем, девушка, но с Рогнедой ни в какое сравнение не идет. Любовь зла.
Впрочем, тут скорее добро отслеживается – и Федор наш счастлив, и Дана, избранница его.
А 8 марта я в больницу заглянул. Интерн меня осмотрел, сказал, что все зажило, но не помешает пропить травок – и отослал меня к Рогнеде.
Рогнеда не выглядела грустной, да и к Федору она никогда не питала никаких чувств, кроме дружеских.
Девушка заварила мне целый букетик разных цветочков-лепесточков, а я, заметив складочку у нее между бровей, сказал ласково:
– Не печалься… – и погладил ее руку.
Рогнеда вздохнула:
– Да нет, все хорошо. Просто… Это меня обидело. Я бы никогда не вышла за него замуж, но он ведь даже не пытался! А потом и вовсе отверг…
Меня резануло жалостью. Эта очень красивая и очень гордая девушка была несчастна. Я отставил свой настой, встал и обнял Рогнеду. Безо всяких там помышлений. Просто хотел утешить.
Она так прижалась доверчиво, поплакала чуть-чуть…
– Все будет хорошо, – ворковал я, – все будет просто замечательно…
Ей-богу, не понимаю, как мы оказались на том самом ложе, где я провалялся половину зимы. И я смутно помню, кто из нас первым потянул другого за рубаху, кто кого раздел.
Это был порыв, но порыв долгожданный. Наверное, не стань Рогнеда медсестрой, не проведи мы столько времени рядом поневоле, ничего бы и не было. Мало ли красивых девок обитает в Новогороде!
А тут…
…Рогнеда кричала и стонала на всю больницу, а потом, когда у нас обоих унялось дыхание, она сказала нежно:
– Спасибо тебе. Ты мне так помог…
Полулежа, опираясь на правую руку, левой я огладил девичью щеку, скользнул по груди, тугой, почти твердой, будто вылепленной из воска, провел пальцами по напрягшемуся животику.
– Выходи за меня.
Рогнеда все так же лежала, закинув руку за голову, коса расплелась. Лицо в потемках я не видел, только глаза блестели, отражая дрожащее сияние свеч.
Девушка не шевельнулась, ни звука не издала и вдруг как застонет! Рывком поднявшись, она вцепилась в меня обеими руками, с силою притягивая к себе, дрожа и всхлипывая.
– Да! Да! Да!
Свадьбу мы сыграли на Ярилу, в день весеннего равноденствия. Я постарался соблюсти все обычаи разом – и наши, и здешние.
Нас обвенчали в храме – Гоша даже не пикнул, обручая трех невест одного жениха. Зато их подружки стонали хором, страшно завидуя белым невестиным платьям!
На пир я не поскупился, гулять так гулять! Гостей было – сотни, и всем хватило.
Про брачную ночь умолчу – это не выставляют напоказ. Так что обойдетесь, товарищи посторонние!
Дом у меня был большой, теплый и светлый. Его порог я переступил в феврале, но лишь теперь он стал уютным, когда в нем зазвучали голоса моих жен.
Можете мне не верить, но Бажена с Радой очень обрадовались, когда я сказал им, что будет третья. В реальности XXI века такие отношения скрывают – и мормоны, и даже мусульмане. В понятиях европейской монокультуры полигамия порочна. Но на Руси думают иначе.
На второй день гости доели то, что осталось – горы сьестного! – и началась моя семейная жизнь.
Сразу скажу: идеального совершенства не было. Случались и обиды, и слезы, размолвки, ссоры по пустякам. Но не было равнодушия, не было злобы.
Поругаемся мы с Баженой – Рада с Рогнедой мирят нас. Это если никто из нас первым не придет мириться. Долго дуться не получается, совесть заест.
Вот и стучусь к Бажене. Или к Раде. Или к Рогнеде.
Прости, мол, я больше не буду! И примирительный секс…