Гридень. Из варяг в греки

– Всех! И обоз захватили, и трофеев набрали. Одних мечей штук триста! Хорошие клинки, франкской работы. Добыча знатная.

– Пленных ты, говорят, на лесоповал наладил…

– Пущай работают! Лет пять будут вкалывать за харчи, а потом посмотрим. Может, и отпустим.

– Насчет дороги ты хорошо сообразил…

– А то!

– И чего это я все у тебя выспрашиваю? – снова я стал брюзжать. – Докладывай, давай!

– Так все в штатном режиме, в рабочем порядке! Церковь достраивается, к весне точно сдадим… – деловито заговорил Яшка. – Да! Я чего придумал. Подключил семинаристов-иконописцев из будущего, они нам иконы напишут. Сто два образа! Мы даже пару человек нашли в Городище, согласных в церковном хоре петь. У одного и вовсе басище архиерейский. Как затянет, все дрожит. Инфразвук! Что еще? На днях мыло сварили – обычное хозяйственное, но для здешних мест – высший класс.

– Это хорошо…

Покашливание обозначило интерна.

– Ухожу, ухожу! – заверил его Яшка. – Выздоравливай давай! Апельсинов тебе занести?

– Иди ты… – добродушно ответил я.

– Пошел! – хохотнул Амосов, скрываясь в коридоре.

Но до конца соблюсти дисциплину лекарю не дали. Вновь зазвучали шаги, Федор попытался было загородить гостю вход, но тот властно отодвинул «главврача» в сторону. Это был Олег Вещий.

– Княже? – удивился я. – Еще ж не весна…

Князь усмехнулся и оседлал табурет, уперев руки в колени.

– Я, как только узнал про урман, сразу обратно повернул. Всякого себе напридумывал, а ты справился, тысяцкий…

– Временно…

– Нет уж, постоянно! Человек, который вывел в бой отроков и учинил разгром урманскому войску, достоин и не такой чести. Спасибо тебе, боярин, что город оборонил, не допустил силу вражью.

– Служба такая, – улыбнулся я.

– Ладно! – хлопнул князь по коленям. – Пойду, а то лекарь ваш косо на меня смотрит!

Олег ушел, а я остался. Боярин Тучин.

Глава 19, в которой я выясняю, сколько жен в самый раз

Провалялся я до февраля. То бишь до месяца сеченя.

Поджило мое нутро, начал я прогуливаться и выяснил, что стал личностью весьма популярной. Ладно.

Как говорят американцы, без «паблисити» нет «просперити».

К больнице я привык, вот только скучать стал. Отлежался, отоспался, пора и за работу. Прогресс двигать.

Наконец «дядя Федор» вынес вердикт: завтра обследую. Если все в порядке, выпишу. Я кротко согласился.

Лежу, скучаю. Интерн убежал к травницам за новым зельем, Рогнеда с Баженой тоже куда-то упылили. А я один остался.

И никого из друзей нету. То по двое приходили, проведывали, а нынче никого. Тишина и пустота.

Ан нет, не все вымерли, есть кто-то живой. Ну, разумеется! Рада. Я вздохнул, жалея, что дал согласие на женитьбу.

Просто никак не мог отделаться от того отношения к юным девушкам, которое сложилось в моем родном времени.

Рада – малолетка. И все тут. Но… Пусть меня извинят ревнители нравственности, но мне сложно признать ребенком девушку с четвертым размером груди. Как-то, знаете, не складывается у меня это, не сочетается. Но все равно…

Напевая, вошла Рада и сразу осветилась улыбкой.

– Привет!

– Привет, – ответил я, поражаясь, как быстро наши будущие словечки привились в этом веке. Вместо эпического «Ой, вы, гой еси, добры молодцы!» или «Исполать вам, милостивые государи» простое и демократичное «Привет!».

Рада бухнулась на край моего ложа и погладила мне руку.

– Как ты?

– Почти здоров.

– А почему почти?

– А потому что лекарь не выписывает.

– Не выпи… Что? А, поняла! – поерзав, она спросила с осторожностью: – Ты, правда, хочешь взять меня в жены?

Я вздохнул.

– Правда.

Она погрустнела.

– Ты просто держишь слово, но не хочешь…

– Нет-нет, Радочка, дело совсем не в тебе, уж поверь мне.

– Так я тебе нравлюсь? – воспряла прелестница.

– Еще как!

– А почему ты так долго не говорил об этом? Помнишь, как я к тебе приставала?

– Помню, – улыбнулся я. – Понимаешь, Радочка, люди воспринимают действительность не такой, какая она есть, а той, которую их приучили видеть окружающие – родители, старики, соседи, знакомые, друзья.

– Понимаю, – серьезно сказала девушка.

– Ну и вот. Лично мне кажется, что я все вижу правильно, но вот это навязанное мне восприятие не всегда совпадает с моим отношением к людям, и к тебе в том числе. Я вижу Раду как красивую юную девушку, но, хоть и частично, воспринимаю тебя дитём, маленькой девочкой.

– Да не маленькая я! – возразила Рада без обиды, скорее удивляясь моим странностям. – Нашел маленькую! Смотри, какие у меня груди, – она положила руки на бюст, весьма изрядно распиравший халат, и приподняла их. – Вот, потрогай!

И я потрогал. Груди были тугими, как мячики. И тотчас же под моими ладонями стали набухать соски.

Я расстегнул халатик, вмял ладони в гладкие шелковистые округлости, и Рада повела плечами, скидывая белые одежды. Отбросила мое одеяло и оседлала меня, сжав бедрами. Наклонилась, поцеловала в губы, а я провел ладонями по ее талии, огладил ягодицы.

Дыхание Рады стало прерывистым, она долго направляла и вот попала. Я надавил, и девушка вскрикнула, выдохнула:

– А-ах!..