Грехи наших отцов

Томми Рантакюрё, не оборачиваясь, выставил средний палец.

– Хочешь жаловаться? – переспросила парня Мелла.

– Да! А он полицейский?

– Полицейский. Сколько тебе лет?

– Семнадцать.

– Тогда ты сможешь сделать это только через родителей. Они здесь?

Оба – и парень, и девчонка – сразу присмирели.

– На склонах, – шепотом ответила она.

Только теперь Анна-Мария увидела, что это брат и сестра. Возможно, двойняшки.

– Вам придется рассказать им все.

– А это противозаконно, что мы сделали? – спросила девочка.

– Ну, не то чтобы противозаконно… но жутко аморально и отвратительно. Даже представить себе не могу, кем надо быть, чтобы решиться на такое. Обязательно расспрошу ваших родителей, что они об этом думают. Хотя это не противозаконно.

Оба подростка уставились на нее с недоумением. Такой взгляд бывал у Йенни, когда ей не удавалось добиться от матери своего. Наконец парень пожал плечами, развернулся и ушел. Девчонка побежала следом.

Анна-Мария направилась в машине. Внутри у нее все клокотало.

Первые несколько миль ехали молча. Томми на пассажирском сиденье – с поднятым воротником и надвинутой на глаза шапкой. «Щенок, – подумала, глядя на него, Мелла. – Он всегда был таким».

Как она радовалась, когда Томми сошелся с Миллой! Анне-Марии тогда показалось, что Милла – именно то, что ему нужно. Девушка-подушка. Таких в школе сажают с самыми шумными мальчиками, чтобы те вели себя тише. Мелла и сама когда-то была такой.

Ее с головой захлестнуло осознание собственной беспомощности. В мозговом центре, откуда обычно поступали инструкции и направляющие приказы, явно взяли выходной.

«И все-таки когда-нибудь нужно научиться, наконец, управляться с собственной жизнью, – подумала она. – Разводы, болезни, смерти. Ни в коем случае нельзя отдаваться на волю течения обстоятельств. Или зарываться где-нибудь в пещере, свернувшись калачиком».

Она должна поговорить с ним, прямо сейчас. Потому что дальше так продолжаться не может. Но в таких делах важна осторожность. Выслушать, чтобы Томми не ушел в оборону.

Анна-Мария покосилась в окно на болото Турнетреск. Теперь это было сверкающее на солнце бескрайнее снежное поле. Мелла залюбовалась и почувствовала, что успокаивается. А Томми все еще молчал, и это выглядело совсем по-детски. «Извинись хотя бы, – мысленно посоветовала ему Анна-Мария. – Неужели это так трудно? Это тоже приходит с возрастом – осознание, что не только другие бывают не правы».

Жалоба на одного из ее людей – последнее, что было сейчас нужно инспектору Мелле. Она надеялась, что парень все-таки не решится. И это, конечно, тоже было неправильно.

Анна-Мария вдохнула и сосчитала до пяти. Потом такой же медленный выдох. Роберт шутил, что она так делает, потому что у них пятеро детей.

– Вдохни, – советовал он, – и считай: один идиот, второй идиот, третий… И так до пяти.

– Черт, как же все-таки глупо получилось, – подал, наконец, голос Томми.

– Ты о молодежи? – спросила Мария. – Парню семнадцать, Томми.

На это он ничего не ответил, только поглубже зарылся в воротник. И Анна-Мария продолжила:

– То, что ты сделал, не выдерживает никакой критики. О чем ты только думал, Томми? Я поговорила с ними. Ты везунчик, если парень не подаст на тебя жалобу. Но дальше так продолжаться не может.

Мелла остановилась. Так тоже не годится. Обвинительная речь – не совсем то, что здесь нужно.

– Я беспокоюсь за тебя, Томми. Страшно беспокоюсь.

И далее потоком – о том, что он слишком часто берет больничный, что появляется на работе с явными признаками похмелья, что ему надо собраться, взять волю в кулак, переговорить с кем-нибудь, наконец…

– Со специалистом, я имею в виду. Потому что даже не представляю себе, что здесь можно сказать. Я тебе не мать.

– А рассуждаешь совсем как она, – ответил Томми из-за воротника.

Мелла уже жалела, что сорвалась, и замолчала. Заговорила только спустя две мили:

– Отвезу тебя домой, и сиди там до конца недели. На следующую неделю запишу тебя на консультацию к психотерапевту. И попробуй только не пойти, мы позвоним эйч-ару[50].

Больше они не проронили ни слова. Мелла включила радио. Томми сидел все в той же позе. Один только раз отвернулся и быстро провел ладонью по лицу.

Анна-Мария высадила Томми возле его многоэтажки и подумала, глядя вслед сутулой фигуре, что отлично справилась с задачей – внимательно выслушала Томми, и он не ушел в оборону. Потом рывком завела машину и сорвалась с места.

Мелла вспомнила Галину Кириевскую, чье хрупкое тело лежало под одеялом на снегу. Почему она не сняла перчаток? Разве не логично снять перчатки, перед тем как лишать себя жизни? И куда подевался ее телефон?

* * *

Томми Рантакюрё вошел в квартиру. Собственно, это была квартира Миллы. Уходя, она прихватила с собой много всего, чего Томми теперь очень не хватало. Зеркало на стене в прихожей, к примеру. Теперь на этом месте из стены торчит винт. В спальне на полу лежит надувной матрас.