— Он мне не дал. Я очень хотела прочитать, чтобы его понять. Но он мне не дал.
— Очевидно, хотел тебя защитить, — предположил Константин, и Аля снова горько зарыдала. — Ты была его любовницей?
— Нет. Он не хотел.
— Почему? — искренне удивился Емельянов. — Ты ведь такая красивая.
— Этого я тоже не понимаю. Я все делала, разве что не легла к нему голой в постель! А он… Он вообще не обращал на меня никакого внимания, — вздохнула Аля.
— Может, он любил другую? — предположил Емельянов.
— Да не было у него никого! — воскликнула девушка. — Не было! Он один всегда был. Я бы знала…
— Что произошло дальше? Ты его любила, он не обращал на тебя внимания. Что потом?
— Его арестовали. Сразу после самоубийства Василия, монтажера. И забрали сценарий. Я потом всю комнату его перерыла. Но не нашла тетрадку. Он в тетрадке писал.
— Ты искала его сценарий? Зачем? — Опер чувствовал, что это уже напоминает допрос, но остановиться не мог.
— Я… Хотела его сохранить и… прочитать. Чтобы понять. Его понять. Но сценарий забрали.
— Почему Артур обвинил тебя в том, что ты донесла на этого режиссера?
— Я не знаю.
— Это неправда, Аля, — мягко упрекнул ее Емельянов.
— Конечно, неправда, — вспыхнула она. — Прости. Но я не могу говорить об этом сейчас!
— А придется. Скандал на вечеринке слышали все. Вы так орали, что там столпились все люди. Чтобы защитить тебя, я должен знать правду.
— Защитить меня? — Аля остановилась, вскинула на него глаза. Емельянов даже похолодел от этого взгляда — столько ненависти, презрения, отчаяния, злобы было в нем. Это были глаза многократно страдающего животного, потерпевшего от людской жестокости и цинизма. Он даже не думал, что ее взгляд может быть таким.
— Меня никто никогда не защищал. И ты не будешь. Все вы одинаковые, — четко произнесла она. — Думаете только о себе. Только Сергей… Он был другим. Он был особенным. Он видел человеческую душу! Поэтому я и была готова отдать за него жизнь! Поэтому я его и любила! У него были глаза человека! А у тебя…
— У меня? — Емельянов замер.
— У тебя глаза эгоиста.
Это было правдой. Но Константин все же не готов был услышать это. Он не знал, что ответить. От неловкого момента его спасло то, что они уже подошли к дому Али на Пушкинской. Она подняла на него заплаканные глаза:
— Зайдешь?
— Пойдем. — Вздохнув, Емельянов следом за девушкой вошел в ворота дома.
Где-то на полдороге к ее дому Константин уже все понял. Истина открылась ему внезапно: этот скандалист Артур, о котором Емельянов ничего не знал, сказал правду. До того момента, как стать фарцовщицей, Аля была проституткой, а большинство проституток — тайные информаторы оперативников.
Мир проституции, со всеми его разветвлениями и разновидностями, плотно контролируется правоохранительными органами. И сотрудники милиции заставляют проституток — добровольно или принудительно — давать оперативную информацию о своих клиентах, а если по-простому — стучать. Сам Емельянов для раскрытия важных дел не раз пользовался информацией, полученной от проституток. И часто эта информация была точней и лучше, чем от профессиональных оперативников.
У всех проституток было острое чутье и приземленный, материальный ум, способный в целом море порока и извращений разглядеть то, что человек более достойный, ведущий порядочный образ жизни, ни за что бы не заметил. Сами будучи творением порока, проститутки видели его и в других. Можно сказать, что они были профессиональными экспертами в мире человеческой канализации.
Не секрет, что все оперативники любили пользоваться данными, полученными от проституток. Сами же они стучали очень охотно, потому что тогда на их мелкие огрехи — такие, как мошенничество, воровство, наркотики, — закрывались глаза. Из всего этого следовало только одно: Аля тоже была таким тайным информатором для милиции.
Но Емельянов готов был поклясться, что ни он, ни его коллеги не встречались с ней раньше на оперативной стезе. Ее имя никогда не фигурировало ни в показаниях задержанных блатных, ни в частных разговорах оперативников, которые делились своими информаторами по разным делам. Конечно, знать всех информаторов Константин не мог, но у него было чутье: для его отдела Аля не стучала. Что же тогда?
А тогда выплывала простая истина, и Емельянов корил себя за то, что не догадался об этом раньше! Вот так, в центре города, в публичном месте она открыто спекулировала, откровенно нарушала все советские законы, занималась подлогами и мелким мошенничеством, возможно, продавала краденные вещи — и никто ее пальцем не тронул! Все это спокойно сходило ей с рук.
Аля позволяла себе заседать в кафе киностудии, как в собственном рабочем кабинете, торгуя в открытую сомнительными шмотками и подложной косметикой, и никто не обращал никакого внимания на ее незаконную деятельность.
Из этого следовал только один вывод: Алю крышевало КГБ. Она действительно была информатором, стукачом, сукой, но стучала не для оперативников, не для уголовного розыска, ни для таких мелких сошек, которыми были и сам Емельянов, и его коллеги. Она стучала для КГБ.