Гранатовый дом

Только под утро, близко к рассвету, обдумав все в сотый раз, я смежил веки и провалился в забытье, которое трудно было назвать сном. Скорей, это была галлюцинация, иллюзия.

Я впал в странное состояние, это в чем-то было похоже на летаргию. И в который раз ко мне пришло то самое видение, появлявшееся в особо тяжелые испытания. Видение родом из моего детства.

Я видел гранатовые деревья в цвету и домик в горах. Верхушки гор были заснежены, и в детстве они казались мне величественными богами, застывшими в изумлении. Я был твердо уверен, что каждая гора — это бог. Но отчего удивлялись боги? Я не знал. Это было за пределами моего детского понимания. Но я до сих пор сохранил в своей памяти то величавое, трепетное чувство, которое появлялось в моей душе при взгляде на заснеженные вершины. Право смотреть на них наполняло меня гордостью. И ничего равного этой гордости я не испытывал больше никогда в жизни.

Наверное, именно тогда я был по-настоящему свободен, принадлежал себе. Но я еще не знал этого.

С тех пор прошло очень много дней. Я больше никогда не возвращался в родные края и не видел заснеженных гор. Я больше не видел цветущих гранатовых деревьев. В тех краях, где я побывал, гранаты не росли. И ни в одной точке земного шара я не испытывал этого ощущения дома, наполняющего меня гордостью легкой, как воздух. Во всех других местах гордость была как свинец, и на губах от нее оставался горький, отравленный привкус.

Гранатовые деревья давно покинули мою волшебную страну. Но если я попадал в какие-то серьезные переделки в своей жизни, ко мне по ночам приходило это видение. Сказочный сон родного дома — словно бы специально для того, чтобы придать мне сил.

Дед сидел на ступеньках дома и вырезал из дерева. Так он проводил почти все свое свободное время. В детстве мне казалось, что он очень стар — старше, чем суровые заснеженные горы. Я никогда не видел таких древних людей.

На самом деле деду было всего 74 года. Но он болел. Болезнь и невзгоды состарили его. Сейчас я не могу вспомнить его лица. Но ощущение доброты и тепла, которые охватывали меня в тот момент, когда я подбегал и обнимал его за морщинистую шею, останутся во мне до конца жизни.

Дед был человеком исключительной доброты. Изнутри он словно светился. Игрушки, которые он вырезал из дерева для меня, казались мне самыми невероятными игрушками на свете!