Графиня Листаль

Человек, дремавший облокотись на выручку, поспешно поднял голову, при входе посторонняго.

— Кто тут такой? спросил он хриплым голосом.

— Вы Сэнкуа? спросил вошедший.

— Чего вам надо от Сэнкуа? грубо отвечал хозяин дома.

— Мне надо с ним поговорить….

— Ну! так говорите…. потому что это я.

— А! это вы, продолжал новопришедший; но не может–ли нас кто–нибудь услышать?…

— У меня нет секретов.

— В самом деле, насмешливо сказал пришедший, но….

Тут он понизил голос.

— Но, что вы скажете Сэнкуа, если я пришел к вам от сына?

— Что? вскричал Сэнкуа.

Одним прыжком он выскочил из за выручки и подбежал к двери, которую запер на ключ; потом, вернувшись назад, он схватил горевшую на столе свечку и поспешно поднес ее к лицу пришедшаго.

Трудно было определить каких лет был вошедший.

Он должен был быть высокаго роста, но спина его была сгорблена. Сам он был покрыт лохмотьями. Худое лице, впалые щеки и ввалившиеся глаза указывали на ужасныя страдания. Все лице почти исчезало под целым лесом растрепанных, почти седых волос.

Сэнкуа внимательно разсматривал его.

— Вы сказали…. начал он.

— Я сказал, что хотел говорить с Сэнкуа, от имени его сына….

— Откуда вы?

— Оттуда–же где и ваш сын….

— Вы убежали?

— Убежал.

— Что мне докажет это?

— Вот это.

Сказав это, незнакомец засунул руку под лохмотья, прикрывавшия его грудь и вынул бумагу, которую, несколько минутт, тому назад, он читал при свете фонаря. Вынув бумагу, он протянул ее хозяину, который поспешно ее схватил, потом, бросив на нее взгляд, он конвульсивно прижал ее к губам.

Сэнкуа был маленький старик, которому на вид можно было дать лет семдесят. Он был худ и тщедушен. Глядя на него трудно было подумать, чтобы он мог сильно волноваться, тем не менее, теперь он плакал. Он взял руку незнакомца и крепко сжал ее.

— И так, говорил он, вы его видели, вы его знаете?… Бедный мальчик…. Он страдает…. Говорит–ли он обо мне?… Боже мой!… Боже мой!…

И старый Сэнкуа безсильно опустился на скамью, закрыв лице своими морщинистыми руками.

— Он здоров, сказал пришедший, когда я оставил его, он был здоров!… Он просил меня передать вам, чтобы вы не теряли мужества. Он терпелив…. В этом свете надо иметь много терпения, прибавил незнакомец, точно отвечал на свою собственную мысль.

— И он вас прислал ко мне? вскричал старый Сэнкуа, выпрямляясь. Делайте здесь все, что хотите: мой дом, правда, очень бедный дом — теперь ваш…. Вы здесь хозяин…. Я буду вам повиноваться…. я буду служить вам…. но, не правда–ли, вы мне поговорите о сыне?…

Потом он вдруг перебил себя.

— Как ваше имя? спросил он.

Незнакомец вздрогнул.

— У меня нет больше имени, сказал он. Зовите меня, как звали там… Зовите меня Седьмой номер.

— Седьмой–номер?

— Да, в Каэнской тюрьме, я занимал постель за седьмым номером, в четвертом отделении…. меня никогда не звали иначе….

— Ну, господин Седьмой–номер, я уже сказал вам…. вы здесь хозяин…. Что вам угодно?…

Седьмой–номер огляделся вокруг.

— Здесь нет никакой опасности? спросил он.

— Опасности! А! нет…. все мои жильцы теперь спят….

У Сэнкуа жили мусорщики, которые вставали и выходили только среди ночи.

— В таком случае, не дадите–ли вы мне хлеба и стакан вина?…

— Сию минуту.

И Сэнкуа, ноги котораго дрожали от волнения, овладевшаго им, поторопился принести то, чего гость просил у него.

В то время, как Седьмой–номер жадно ел: Сэнкуа, облокотясь на стол напротив, смотрел на него. Легко было угадать, что он был точно как на иголках и старался не обращаться с вопросами к пришедшему и молчал.

Седьмой–номер заметил его замешательство, лице его осветилось улыбкой сострадания, и он заговорил первый:

— Ваш сын был добрый малый?

— Да, и хороший работник…. Я погубил его…. да, я, сударь, и я готов–бы был вырвать язык, чтобы наказать себя за те дурные советы, которые я давал ему….

— И которыя довели его до того места, где он теперь…. до каторги?…

— О! вскричал Сэнкуа, снова зарыдав, до каторги!… Да, что и довело его…. Я его бил…. я выгонял его за дверь и говорил: "иди куда хочешь…." Когда он мне говорил: "папа, я голоден!…" Я отвечал ему, что у булочников есть хлеб. Я приучил его воровать…. бедняжка!… И вот уже десять лет, как он там….

Вдруг Сэнкуа замолчал.

— Но вы, продолжал он после минутнаго колебания, сколько лет вы пробыли там?…

— Я уже перестал считать, отвечал медленно каторжник, шестнадцать или семнадцать лет… не знаю наверно.

— И вы бежали!

— Да.

— Один?…

Седьмой–номер улыбнулся. Он понял, что этот отец упрекал его, зачем он не помог убежать его сыну.

— Вашему сыну осталось всего два года. лучше потерпеть.

— Да, вы правы…. Потому что, если вас поймают…. то отправят назад туда…. и на более долгое время….

— На более долгое время! сказал Седьмой–номер, ну, это–бы меня удивило….

— А! так вы?…

— Пожизненно.

— Боже мой, простите, что я вас об этом спрашиваю…. но что вы такое сделали?…

— Ничего! поспешно отвечал Седьмой–номер.

Но видя удивление Сэнкуа, прибавил:

— Я говорю глупости… Я убил человека….

— Чтобы…. украсть. Вам тоже верно давали дурные советы.