Ульрих Гекеренвен тоже остался на своем месте в обмен на верность, но за его сына пришлось повоевать. Увы, за ереси сейчас спрашивают, не взирая на лица. Еле уговорил чертова фра Георга, пришлось даже пообещать продвижение в Ордене. Совсем без наказания не обошлось, парню придется провести год в одном из монастырей, причем под строгим покаянием, но по сравнению с обязательным в таких случаях костром – это мелочи. И поделом, нехрен голову всякой ерундой забивать. В свое время читал этого Арнольда Брешианского – редкостная муть. Причем крайне вредная.
Ну а я…
А я, тудыть его в качель, слег с дикой простудой. Заразил все-таки гребанный мудак де Бурнонвиль. Кол бы ему в жопу, скотине инфицированной.
Уже второй день башка словно пустое ведро, суставы ломит, озноб такой, что зубы стучат как кастаньеты, сопли ручьем и вот это все. Присланного герцогом лекаря прогнал пинками, лечусь народными методами, благо, сборы трав от моего лекаря всегда со мной. Помогает, но, сука, один хер неделю придется проваляться в постели. Вот зла не хватает. Зарезать кого-нибудь хочется…
Сунулся к кубку с горячим вином и обнаружил, что оно уже остыло. И с дикой злостью шарахнул сосудом об стену.
– Луиджи, Клаус, где вы, бездельники?!! А-а-апчхи, мать вашу так перетак… Что, суки, заморить господина решили? Запорю уродов!!!
Тут же с грохотом отворилась дверь и в комнату заполошно влетели оруженосцы. А следом за ним Симона, кастелянша имения.
– Простите, ваше сиятельство!!! Сей момент…
Клаус с поклоном вручил мне новый кубок с гиппокрасом, Луиджи брякнул на стол кувшин с дымящимся настоем трав, а кастелянша принялась спешно сервировать ужин.
Хватив добрый глоток вина с пряностями, я принюхался и возмущенно заорал:
– Сука, ну куда столько чеснока жрать? От вас так несет, что кобылу уморить можно!
– Но, ваше сиятельство… – Клаус испуганно шарахнулся от меня. – Вы сами приказали есть нам чеснок.
– Да-да, сир… – поддакнул Луиджи. – Так и сказали, «жрите как не в себя», дабы не заразиться. Правда, что такое «заразиться», почему-то не пояснили.
– Так и сказал?
– Ага…
– Ну тогда ладно… – смилостивился я. – Апчхи… блядь, да что же это такое, тысяча чертей и преисподняя…
При упоминании хвостатых и чистилища, Симона перекрестилась и стремглав свалила в коридор. Эскудеро даже не поморщились, уже привыкли.
Луиджи замялся, явно желая что-то сказать.
– Говори, но рожай быстрей.
– Дамы явились… – оруженосец повинно потупил голову.
– Кто? Сколько?
– Баронесса Луиза де Персильяк и дама Анна де Трувьер. С ними служанки ихние, числом пять на двоих. Грят, посланы самим его высочеством Максимилианом, ухаживать за вами. Уезжать не хотят, грозятся, буянят и даже поносными словами ругаются.
– Suka… Prinesla nelegkaya… – обреченно ругнулся я на русском языке.
Придворная братия как прознала, что граф де Грааве вернулся в Бургундский Отель, сразу наладилась с визитами. Слух о моей болезни только подстегнул паломничество. Блядь, косяком пошли, уроды. Понятное дело для чего; поохать, подольститься, а потом пожрать нахаляву. Старых сослуживцев, скрепя зубами, я еще принял, а остальным приказал давать от ворот поворот. Герцог, мудак еще тот, к счастью не осчастливил визитом, но передал, что пришлет ко мне дам для ухода. И вот, на тебе, приперлись. Луиза, Луиза… ага, вспомнил… ничего себе бабенка. Окучил в свое время, тогда она только вдовой стала. А оную даму де Трувьер в упор не помню. Ну и нахрен они мне сдались? Тут на себя смотреть противно, не то чтобы с куртуазностями скакать. А они именно на это и рассчитывают. Покрыл себя в свое время славой дамского угодника, дурень. И что делать? Гнать взашей нельзя – невежливо, Макс может обидеться.
– Так… оповестите шевалье ван Брескенса и Денниса де Брасье, что дамы на них. Пусть что хотят делают, но, чтобы эти курицы мне даже на глаза не попадались. Винный погреб в их распоряжении. Понятно? Выполнять. Стоп… ночную вазу давай, отлить приспичило…
После того, как оруженосцы убрались, я подошел к зеркалу и глянув на себя невольно поморщился. Рожа осунувшаяся, нос опух, под глазами синяки, патлы взъерошены, щетина… Сука, без слез смотреть невозможно. Ерой, мать его ети…
Мне бы уже мчаться обратно в Гуттен, а потом в Рим, ан нет, разболелся болезный.
Тяпнул еще толику гиппокраса и завалился в постель. Ну ничего, сейчас посплю, а завтра уже должно полегчать.
Укутался в меховое одеяло из волчьих шкур, только стал дремать, как в коридоре послышался шум.
– Блядь, да что за хрень… – вскочил, чтобы образцово-показательно порвать первого, кто под руку попадется, как дверь с грохотом распахнулась.
На пороге стояла Аделина.
Аделина Беатриса фюрстерин Гессен-Дармштадтская, Ангальт-Цербстская, герцогиня Нюрнбергская, жена посланника Священной Римской империи при Бургундском Отеле. Верней, Малом отеле, расположенном в Генте. Большой Отель Макс благополучно прошляпил – Франш-Конте сейчас под Пауком.