Как и все его предшественники из числа германцев на римской военной службе, гунноскир Одоакр не стремился сам занять римский императорский престол. Он отослал (восточно)римскому императору исаврийского[495] происхождения Зенону (Зинону) в Царьград отнятые у «Августула» (которого, по иронии судьбы, звали Ромулом, как и основателя Рима на Тибре) знаки императорского достоинства, объявив (внимание, уважаемый читатель!), что «единство Римской империи восстановлено, и в мире опять есть лишь один римский император, как лишь одно солнце на небе» и заставив римский сенат принять указ, по которому титул «императора Запада» навеки упразднялся и единственным римским императором объявлялся навеки владыка Нового Рима – Константинополя. Иными словами: то, что впоследствии стало восприниматься как «падение (конец) Западной Римской империи», воспринималось современниками этого «падения» как восстановление единства Римской империи. Одоакр присягнул константинопольскому императору на верность, получил от него высокий титул римского патриция и стал управлять Италией от имени василевса Зенона, чей профиль гунноскир чеканил на своих монетах.
«Несчастного Августула сделали орудием его собственного падения; он заявил сенату о своем отречении от престола, а это собрание – в своем последнем акте повиновения римскому монарху (каково лицемерие! – В.А.) все еще делало вид, как будто руководствуется принципами свободы и придерживается форм конституции (курсив здесь и выше наш. – В.А.). В силу единогласного решения оно обратилось с посланием к зятю и преемнику Льва – Зенону, только что снова вступившему на византийский (т. е. восточноримский. – В.А.) престол после непродолжительного восстания. Сенаторы формально заявили, что они не находят нужным и не желают сохранять в Италии преемственный ряд императоров, так как, по их мнению, величия одного монарха достаточно для того, чтобы озарять своим блеском и охранять в одно и то же время и Восток и Запад. От своего собственного имени и от имени населения они соглашались на то, чтобы столица всемирной империи была перенесена из Рима в Константинополь (как будто это не было совершенно официально сделано еще в 330 г. императором Константином I Великим, даже повелевшим именовать Византий “Римом”, в честь чего были установлены каменные столбы с текстом указа. – В.А.) и отказывались от права выбирать своего повелителя – от этого единственного остатка той власти, которая когда-то предписывала законы всему миру. “Республика (они не краснели, все еще произнося это слово) может с уверенностью положиться на гражданские и военные доблести Одоакра, и они униженно просят императора возвести его в звание патриция и поручить ему управление италийским диоцезом”. Депутаты от сената были приняты в Константинополе с изъявлениями неудовольствия и негодования, а когда они были допущены на аудиенцию к Зенону, он грубо упрекнул их за то, как они обошлись с императорами Анфимием и Непотом, которых Восточная империя дала Италии по ее же просьбе. “Первого из них, – продолжал Зенон, – вы умертвили, а второго вы изгнали; но этот последний еще жив, а пока он жив, он ваш законный государь”. Но осторожный Зенон скоро перестал вступаться за своего низложенного соправителя (тем более что вскоре убили и Непота. – В.А.). Его тщеславие было польщено титулом единственного императора и статуями, которые были воздвигнуты в его честь в нескольких римских кварталах; он вступил в дружеские, хотя и двусмысленные сношения с патрицием Одоакром и с удовольствием принял внешние отличия императорского звания и священные украшения трона и дворца, которые варвар был очень рад удалить от глаз народа» (Гиббон).