Стук дверного молотка эхом разнесся по дому, и Агнес зашаркала из кухни, чтобы открыть дверь, в то время как я ждала за поворотом лестницы, где меня нельзя было увидеть. Это была Амброзия, громко объявившая о своем приходе и закапавшая весь коридор струйками воды, стекавшей с ее одежды. Вместе с ней в воздух ворвался порыв холодного воздуха. Сегодня был ненастный вечер, она приходила ко мне лишь два дня назад, поэтому я не ожидала ее визита. Она посещала меня раз в неделю, иногда привозила своих детей, но чаще появлялась вместе с собакой. Сегодня она была одна: на улице уже стемнело, а дождь разошелся не на шутку. Я еще больше удивилась, когда увидела, во что она одета.
– Что ты на себя нацепила?
Моя сестра принадлежала к числу тех женщин, которых в газетах называют «красавицами». Она была крупной женщиной, и все в ней выплескивалось наружу, словно шампанское из бокала: ее смех, ее мощная грудь. Она была шумной, как базарная торговка, могла курить, как шкипер, и перепить любого мужчину. В возрасте тридцати трех лет лучшие женские годы, как правило, остаются позади, но к моей сестре это не относилось: она становилась все более ослепительной. Она и ее муж Джордж Кэмпбелл-Кларк были такими снисходительными, самовлюбленными и расточительными, какими только могут быть два человека, но я нежно любила их. Они жили в большом доме на Сент-Джеймс-сквер, когда не находились на самых модных вечеринках или в гостиных богатых и знаменитых людей, и часто возвращались домой к шести-семи утра, встречаясь со своими слугами на лестнице.
Она стянула с головы кисейный чепец и бросила его на каменный пол.
– Боюсь, Агнес, это будет нужно постирать и выгладить, – объявила она своим певучим голосом.
– Твое пальто… – пробормотала я.
– Да, это пальто Джорджа. Сегодня ужасный вечер, и я не хотела портить свои вещи.
Это было мужское серое пальто, теплое и хорошо приспособленное к сырой зимней погоде, но в нем она была похожа на ломовую лошадь.
– Но тебя же могли
– Кто? – игриво поинтересовалась Амброзия. – Уверяю тебя, я приехала в закрытом экипаже и вела себя очень благоразумно.
Я приподняла бровь. Амброзия без труда заводила любовников, и иногда это причиняло ей неприятности, не от Джорджа, который сам был заядлым распутником, но от жен и любовниц ее избранников. Она любила рассказывать мне о своих похождениях у меня в кабинете, даже если ее дети находились поблизости. Двое ее сыновей и две дочери были болезненно-бледными и молчаливыми, больше похожими на меня, чем на свою мать. Даже один из ее подвигов мог целую неделю развлекать меня; когда она уходила, я находилась в оцепенении, не замечая дымившихся сигар в пепельнице и чулок, свисавших с мебели. Я знала о бальных залах и шумных вечеринках в особняках Гросвенора и Кавендиш-сквер, но для меня эти места оставались такими же неизвестными, как Назарет и Иерусалим, хотя они существовали в моем воображении и, разумеется, на карте мистера Роке. Когда-то давно я повидала мир и без труда могу вспомнить огромные ковры, парчовые занавеси и серебряные блюда, курсировавшие под блестящими канделябрами, хохочущих мужчин со зловонным дыханием и напудренных женщин с пятнами пота на губах и под мышками. За свою жизнь я достаточно насмотрелась на это.
– Так почему ты приехала? – спросила я.
– Агнес, – Амброзия обратилась к моей служанке, которая возилась с огромным бесформенным пальто, – если бы я обнаружила рядом с собой сдобную пышку с маслом и стаканчик хереса, это развеяло бы мою досаду.
– Да, мадам. – Агнес широко улыбалась. Амброзия всегда была желанной гостьей на Девоншир-стрит, кошкой среди голубей, и обеспечивала слуг всеми радостями бродячего цирка. – Я повешу пальто перед очагом на кухне, чтобы просушить его.
– Ты просто ангел. Ах да, сделай что-нибудь и с этим, хорошо? – Она передала служанке промокший чепец, в нынешнем виде больше похожий на кухонную тряпку для мытья посуды. Под пальто Джорджа обнаружился один из ее роскошных ансамблей: бледно-серый жакет с набивкой и фиолетовые юбки цвета грозовых облаков.
Мы поднялись в мой кабинет, где горели лампы и пылал огонь в очаге. Сложенная газета «Лондон Кроникл» лежала на столе рядом с блюдечком, где я ополаскивала пальцы, и Амброзия оценила эту картину с довольной улыбкой. Она сразу же направилась к зеркалу и вгляделась в него.
– Ну и ну, – обратилась она к своему отражению. – Разве сегодня я не похожа на Музу?