Город страшной ночи

II

Казалось, он куда-то с целью шел,
            И я пошел за ним — живая тень,
Вперед он неуклонным шагом брел,
            Как будто безразличный — ночь ли, день.
И слитный отражался стук шагов
От стен бесчувственных глухих домов.

Но вот он встал. Пред ним чернел сквозь мрак
            Громадной башни смутный силуэт,
Надгробия, куда ни сделай шаг —
            Кладбище, где на всем забвенья след.
Он вымолвил в отчаяньи тупом:
«Зачахла Вера в мертвом месте сем».

И, повернув направо, продолжал
            Без устали по улицам идти
И вскоре у ограды низкой стал —
            Виднелся дом сквозь листья впереди.
И он сказал в отчаяньи глухом:
«Любовь здесь пала под кривым ножом».

И, вправо повернув, возобновил
            По городу безустальный поход
И вскоре в арку тесную вступил —
            Был здесь домишко, зрелище невзгод.
Он прошептал в отчаяньи слепом:
«Угасла там Надежда, в доме том».

Едва дослушав, я спросил, смущен
            Приметами, представшими глазам,
Значеньем новым потайных имен
            В сем странствии к разбитым алтарям:
«Любви, Надежды, Веры больше нет,
Так есть ли Жизнь? Чем движим ее свет?»

Как тот, кем овладела мысль одна,
            Он нехотя сказал: «Часы возьми,
Сотри все цифры глупые сполна,
            Сними две стрелки, циферблат сними —
Жив механизм, покуда есть завод:
Бесцельно, бесполезно — но идет».

И, повернув направо, в тишине
            Он далее вдоль улиц поспешил,
Что все знакомей становились мне,
            И встал опять у храма средь могил,
Тут вымолвив в отчаяньи своем:
«Зачахла Вера в мертвом месте сем».

Тогда его оставил я — клубок
            Сомнений был жестоко рассечен:
Так он кружиться бесконечно мог,
            Ища останки минувших времен, —
Вращенье вечное меж точек сих —
Любви, Надежды, Веры неживых[7].

III

Хотя на улицах освещены дома
            И серебрит луна тишь площадей,
Царит в бессчетных закоулках тьма;
            Когда же ночь ступает средь аллей,
Встает на перекрестках мрак бездонный,
Мерещится там ряд домов бессонный,
            И переулки подпола черней.

И вот уж новому обучен глаз:
            Пускай густа и непроглядна тень,
Но видит в полной темноте сейчас
            Он так же ясно, словно в светлый день, —
Там — облик сумрачный впотьмах таится,
Там — нечто тьмы чернее вдруг змеится:
            Фантомами полна ночная сень.

Слух также средь глубокой тишины
            Какие-то шумы невольно мнит:
То будто вздохи сонные слышны,
            То стон глухой невидимых обид,
Невнятный шепот, отголоски смеха —
Но явь ли это или же помеха
            Для слуха — вряд ли кто-то объяснит.

Не утишит скорбей теченье лет,
            И удивление тает меж картин
Чудных, где права у закона нет,
            Где В-Жизни-Смерть — предвечный властелин.
Раздавлена ужасным этим гнетом,
Изумлена страстей коловоротом,
            Душа уж не дивится средь кручин.

IV