Город страшной ночи

Сей город — царство Ночи; надо быть,
            И Смерти, но царит здесь Ночь; сюда
Дыханью утра чистого не вплыть,
            Что за рассветом настает всегда.
Глядят вниз звезды в жалостном презренье —
Не видит город солнца появленье,
            Ведь на заре он тает без следа.

Бесследно растворяется, как сон,
            Что днем тоской внезапною гнетет,
Из сердца вырывая тяжкий стон.
            Когда же месяцами из тенет
Сон не пускает, и недель без счета
Таких в году, напрасная работа —
            Явь различить и сна протяжный гнет.

Ведь жизнь всего лишь сон, чьи тени вспять
            Воротятся, — почасту, редко, днем
Иль ночью, днем и ночью — и опять,
            И мы средь смены этой признаем
В безостановочном теней круговороте
Порядок некий, — что присущ природе,
            Как мы в упрямстве думаем своем.

Рекою город с запада обвит,
            Поток к лагуне устремившей свой,
Чье устье морем взбухнуть норовит;
            Глухие топи блещут под луной,
Там — пустоши и кручи гор скалистых;
Плотинами, толпой мостов казистых
            Навечно город с пригородами слит.

Взбирается полого он на склон,
            Чуть гребня не перевалив рубеж,
В три мили от потока удален.
            Пустыня дале — не пройдет и пеш,
Саванны, чащи, кряжи снеговые,
Нагорья и ущелья зверовые;
            К востоку — моря буйного мятеж.

Хоть города никто не разрушал,
            Руины славные забытых дел
Близ дома, что недавно обветшал
            Плачевно, населяют сей предел.
Здесь фонари не гаснут, но при этом
Сыскать оконца, что мерцало светом
            В домах сквозь тьму, едва ли б кто сумел.

Те фонари горят средь тьмы густой,
            Беззвучия особняков, чей вид
С гробницей схож угрюмой и пустой.
            Молчанье, что все чувства цепенит,
Вгоняет в трепет дух, уныньем взятый:
Жильцами тут владеет сон заклятый,
            Мертвы они иль мор их прочь теснит!

Но как на древнем кладбище найдешь
            Хоть одного живого средь могил,
Так тут: невольная находит дрожь
            От вида лиц измученных. Без сил,
Отмеченные жребием, блуждают
Иль безутешно о судьбе гадают
            Они, кто век доселе не смежил.

Мужчины, редко — те, кто юн иль стар,
            Там женщина мелькнет, ребенок — тут:
Ребенок! Сердцу это ль не удар
            Увидеть, что с рожденья он разут,
Иль хром, иль слеп, хиреть приговоренный
Без детства, — сердце мукою бездонной
            Полно при встрече с худшею из кар.

Они бормочут что-то, в разговор
            Лишь изредка вступая, — в их груди
Засело горе жгучее, и взор
            Его не отражает; посреди
Молчанья вдруг взрываются, но бреда
Не слушает никто, разве соседу
            Не встерпится вступить в ответный спор.

Сей город — царство Ночи, но не Сна;
            Бессонницей усталый ум набряк;
Часов бесщадных выросла длина,
            Ночь — ад без времени. Такой напряг
Рассудка, мысли длится бесконечно
И заставляет миг тянуться вечно, —
            Вот что лишает разума бедняг.

Всяк оставляет упованья здесь:
            Средь шаткости незыблемо одно,
Одно мучений утоляет резь —
            Здесь Смерть незыблема, и ей вольно
Прийти, когда восхочет; гость утешный,
Готова поднести рукой поспешной
            Сна вечного медвяное вино[6].