Я склоняю голову. Голова девушки тоже наклоняется. Сестра сделала невозможное.
И сейчас ей придётся это повторить.
Худшая часть плана – часть, от которой сжимаются внутренности, а ноги подгибаются – не риск, который я беру на себя. А то, что должна сделать Мэй Йи. Я вновь и вновь, и вновь обдумывала этот план. На сотню, на тысячу раз. Но без помощи сестры он не сработает.
Я едва не плюнула на всё, но она не позволила. Она теперь не та девчонка, которая съёживалась от страха в углу отцовской хижины. Которая плакала, когда на неё лаяла бродячая собака.
– Уже скоро. – Протягиваю ей свои ботинки. – Готова?
Мэй Йи смотрит на потёртую кожу и потрёпанные шнурки:
– Думаешь, план сработает?
– Не знаю. – Линии по-прежнему на стене. Идеальная пара. Я подхожу и пальцем стираю одну из них. – Ты не обязана это делать. Я могу придумать другой способ проникнуть внутрь.
– Нет. – Сестра качает головой. – Не можешь.
Я всё смотрю на последнюю линию – одинокую полоску на желтоватой стене. Теперь она кажется здесь лишней.
– И ты не права. Я обязана. – Мэй Йи садится. Натягивает ботинки на покрытые порезами ноги. Кончик её языка высовывается изо рта, когда сестра завязывает шнурки. – Несмотря ни на что.
Такое мог бы сказать Дэй.
Последняя линия выглядит такой одинокой. Но ведь числа больше ничего не значат. И я протягиваю руку, стираю последнюю угольную полосу. Словно их никогда не существовало.
Ноги пульсируют в ботинках Цзин Линь – ссадины кровоточат, кожа покрывается волдырями от грубой кожи. Я стараюсь сосредоточиться на боли в пальцах, в пятках. Лучше так, чем думать о страхе, который поднимается, течёт по венам, когда я выскальзываю из теней у входа в бордель Лонгвея. Где змеиться на дверях дракон, а у порога стоит охранник с пистолетом.
– Готова? – снова спрашивает сестра таким тоном, словно сама в этом сомневается. – Помнишь, куда бежать?
Знаю, с тех пор, как я в последний раз видела Дэя, прошло всего несколько часов, но почему-то кажется, что миновала уже вечность. Всякий раз, как я пытаюсь представить, что с ним произошло, каким ужасным пыткам Лонгвей подверг его, чтобы заставить говорить, я думаю о своём маршруте. О пути, который показала Цзин Линь: направо, прямо, мимо мужчины, готовящего булочки, через щель в зданиях между небольшим ресторанчиком и парикмахером-самоучкой, снова направо и прямо до самых пушек.
Не такое уже большое расстояние, но бегун из меня плохой.
Плохой, но сегодня я обязана справиться. И справлюсь. Потому что Дэй жив, вместо него умерла Синь. И это наш единственный шанс.
– Да. – Младшая сестрёнка прячется в тени у меня за спиной, так что я шепчу: – Я готова.
Цзин Линь сморит на меня. Даже макияж, который я наложила на лицо, не может скрыть силу: он умна, расчетлива, яростна. Сестра подаётся вперёд, пальцы её хватают меня за плечо:
– Я люблю тебя, Мэй Йи.
Я бережно обвиваю её руками, как делала сотни раз до этого. Только на этот раз боюсь потревожить не кровь, а макияж. Она такая тёплая, просто горячая по сравнению со мной, хотя я в куртке, а на Цзин Линь лишь тонкое рабочее платье.
Я не хочу отпускать сестру. Разорвать наши объятия решается она – отстраняется и заглядывает мне в глаза:
– Мы справимся. Ты справишься.
Я киваю, выпрямляюсь и стараюсь не думать о том, как сильно трясутся ноги. Шаг за шагом я выхожу в свет фонарей.
Охранник сначала меня не замечает. Он увлечённо пинает пустую коробку из-под лапши. Разрывает картонные стенки на клочки ударами своих ботинок. Я сглатываю и иду дальше. Я близко, слишком близко, когда он, наконец, поднимает голову. Глаза его щурятся, но вскоре округляются, когда охранник понимает, кто перед ним.
– Эй! – орёт он, но мои саднящие пальцы уже впиваются в грубую кожу ботинок.
Я бегу.
Дверь открывается и комнату наводняет алый свет фонарей. Осколок плотно сидит в пальцах здоровой руки, готовый в любую секунду ощутить мягкость запястья или горла. Жизненно важных артерий, которые мы учили на уроках биологии. Я крепче сжимаю его и кидаюсь вперёд.
Наши тела сталкиваются, и я слишком поздно понимаю, что новый посетитель вовсе не Лонгвей. Поднос кувырком летит на пол, разбрасывая повсюду чашки, бинты и рис. А я путаюсь в красном шёлке, придавливая весом бедную девушку.
– Нет! Прошу… – Она смотрит на меня широко распахнутыми глазами и трясётся, как безумная. На 8,9 баллов по шкале Рихтера. Я опускаю взгляд, понимаю, что всё ещё держу изумрудное стекло у её горла и убираю его.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю и сам отвечаю на этот вопрос, осматривая руины, в которые превратилось содержимое подноса.
– Ты парень, о котором говорила Мэй Йи, да? – Девушка прищуривается. – Тот самый, которому нужна была книга.
Я рефлексивно озираюсь. Впрочем, уже неважно, услышит кто или нет; весь план давно пошёл коту под хвост.
– Типа того.
Я поднимаюсь. Девушка садится, чёлка падает ей на лицо, словно занавеска. Она смотрит на стул, на распиленную верёвку и обратно на меня, на больное плечо. Я вижу сомнение в её глазах, крик нарастает в её лёгких, грозя оповестить о моём побеге весь бордель.
Девушка вздыхает: