Горная долина

Кривая спуска понесла нас дальше между горами, пока деревья на ближайшей вершине не оказались вдруг выше, чем самолет. Я глядел на четкие тени, лежавшие на красноватой земле, и вдруг поразился удивительно сильному ощущению интимности, которое вызывала эта долина. Северные склоны рассекались рядом параллельных потоков, придававших им сходство с листом с яркими прожилками. Потоки текли на юг и вливались в серебристый изгиб реки Асаро. Отроги гор выглядели как парящие в воздухе опоры вершин, крутые вверху, но расширяющиеся и распластывающиеся там, где они касались дна долины. Среди высокой травы вилась тонкая, как нить, линия. Она кончалась в небольшой рощице, где падавший сверху свет разгонял тени и открывал взгляду крытые пальмовыми листьями хижины, тесной, как пчелиные соты, кучкой стоявшие у края поляны. Теперь я знал, как обнаружить человеческое жилье. Дома были в каждой рощице. Там, где деревья еще не выросли настолько, чтобы прикрыть своими кронами конические крыши хижин, можно было видеть иногда новые поселения.

Но больше всего поражало освещение. Трудно было понять, откуда оно исходит. Казалось, каждая деталь ландшафта имеет свой собственный источник света такой ослепительной яркости, что я не решался оценивать его, исходя из обычных мерок. Какое расстояние отделяло нас от вершины южных гор, где на фоне неба так четко вырисовывалось каждое дерево? Казалось, что сады на их склонах находятся совсем рядом и что я мог положить руки в их тень. Я видел оловянный блеск капель на сухих камнях, поднимавшихся над поверхностью воды в потоке, бурлившем между соседними отрогами.

Это напомнило мне картину XVI века, где каждая, даже самая мелкая, деталь выписана тщательнейшим образом. Вы видите на ней дорогу с цветами на обочине, поля, где работают жнецы, горы, на которых высятся замки, брод, около которого в тени отдыхают путники, а в отдалении горные склоны, где идет сражение и геральдические флажки мелькают стайками нарисованных эмалью птиц. Весь окружающий мир передан на небольшом полотне с такими исчерпывающими подробностями, что они поднимают зрителя над реальностью и позволяют ему одним взглядом охватить целый уклад жизни.

Мы приземлились на длинной взлетной полосе, выкошенной среди высокой травы на дне долины. Пучки бамбука и пышный кротоновый кустарник мраморной расцветки понеслись мимо окон кабины — самолет, гася скорость, катился по взлетной дорожке. Через несколько минут я шагнул в наполненный светом мир и вдохнул в себя немного резкий от утренней свежести разреженный высокогорный воздух, вполне соответствовавший состоянию подъема, которое я испытывал.

У взлетной дорожки меня встретил помощник окружного инспектора Дадли Янг-Уитфорд и отвез на джипе к себе домой, на вершину холма — местные жители называют его Хумелевека, а белые — Горока[13]. Потом я очень часто проделывал этот путь, но никогда больше он не казался мне таким нереальным, как в первый раз. Мы проехали мимо двух деревень, где в тени прятались ряды круглых, крытых пальмовыми листьями хижин. Потом дорога пошла под гору, миновала мост с настилом, нависший над прозрачной водой, резко взметнулась к свету и вынесла нас на зеленое плато у края долины.

Ложась спать в этот вечер, я испытывал приятное облегчение, но в то же время — странную усталость от непривычной для меня высоты. Плетеные стены комнаты напоминали мой дом в Тофморе, но, кроме них, ничто не говорило о Новой Гвинее, которую я знал когда-то. В лицо мне дул холодный ветер. Он звенел между тонкими иглами казуариновых деревьев — в моих воспоминаниях о тропиках такого звука не было.

Помимо своей воли я все измерял прежней меркой. Прошедшие годы усилили мое желание узнать на собственном опыте первобытную жизнь, до того как она изменится от соприкосновения с Западом. Это стало для меня личной потребностью, не менее существенной, чем желание внести вклад в науку. Я понимал, как серьезны стоявшие передо мной профессиональные задачи, но ясно чувствовал, что мне надо не вновь открывать нечто открытое для себя прошлый раз, а убедиться, что оно имеет тот смысл, который ему приписывает моя память.