Горлов тупик

– Да, так вот. Лагерь, лесоповал, урки, охранники-упыри. Ну, кто эти муки вынесет? Писатели вообще народ хлипкий, а уж эпилептики самые из них чувствительные. После освобождения запил наш гений, понятное дело. Эпилептикам спиртное категорически противопоказано, врачи предупреждали. Гений разумными советами пренебрег, допился до цирроза печени, и припадки, разумеется, участились. В таком вот плачевном состоянии сочинил бедолага главный роман своей жизни. Проклятая советская цензура, конечно, не пропустила, зато в свободном мире, во Франции, издали сразу. Отправился наш писатель в знаменитый московский литературный клуб, праздновать выход книги. И случился у него припадок, прямо в фойе.

– Что, правда у Зыбина эпилепсия? – спросил Федор Иванович, отхлебнув морсу.

– Обижаете, товарищ генерал! Разве я когда-нибудь вру? – Валентин хрустнул огурчиком. – Припадок, само собой, зрелище не для слабонервных. Хорошо, какие-то неизвестные молодые ребята не растерялись, оказали первую помощь. Слабонервные стояли, смотрели, но не поняли сути происходящего, решили, будто писателя вовсе не спасают, а, наоборот, бьют.

Ритуля принесла супницу с ухой, разлила по тарелкам.

– Ты мне рыбки побольше зачерпни, картошки не надо, – попросил генерал.

Несколько минут ели молча. Валентин аккуратно выуживал вилкой кружочки моркови и откладывал на отдельную тарелку.

– С детства терпеть не могу вареную морковку. – Он проглотил ложку ухи, прищурился: – Федор Иваныч, так как насчет тезки вашего?

– Кого?! – Генерал вытаращил глаза, поперхнулся куском осетрины, закашлялся до слез.

Валентин поднялся, обошел стол, звонко хлопнул его по спине, пояснил:

– Насчет Федора Михайловича Достоевского как решаем? – Он подал стакан: – Водички попейте.

Генерал попил, справился с кашлем, махнул рукой:

– Черт с тобой, оставляй! Да, а что за газета? Как ее? – Он защелкал пальцами: – Вита… Вива…

– «Византьен», – подсказал Валентин, усаживаясь на место, – газетенка бельгийская, весьма популярная, большая часть тиража идет во Францию.

Федор Иванович насупился, задумался, минуту молчал, наконец лицо его расплылось в доброй широкой улыбке:

– Спасибо, Валь, ты молодец, оперативно сработал.

Валентин шутовски козырнул и отчеканил:

– Служу Советскому Союзу!

Да, вот уж кто служил, так служил – верно, безотказно и с немалой выгодой для себя.

Валентин Лисс, внештатный корреспондент нескольких солидных западных изданий, гражданин СССР, был самой парадоксальной личностью из всех, кого довелось знать генералу. Звали его Вениамин Израилевич Лившиц. В нежном возрасте он сел за мелкую спекуляцию, сразу предложил лагерной администрации свои услуги, показал себя надежным, толковым и удачливым агентом-осведомителем, вышел на свободу в пятьдесят седьмом, всем рассказывал, будто сидел по политической статье. Сотрудничество с Органами продолжил и скоро вырос до уровня Доверенного Лица (для внештатного агента это звание равно генеральскому).

Веня Лившиц окончил восьмилетку. Валентин Лисс свободно владел английским, французским, немецким. Когда и где успел выучить – загадка. Разбирался в литературе, истории, философии, музыке, восточной медицине, не говоря уж о психологии. Статейки строчил на трех языках, удивительно легко и быстро. Выполнял самые деликатные поручения высшего руководства и гонораров за это не брал. Единственное условие – не мешать, не лезть в его финансовые дела. Заслуги Лисса были бесценны. Ему позволяли зарабатывать как пожелает и сколько пожелает. В итоге он стал легальным советским миллионером.

О том, как именно зарабатывал, чем и в каком количестве владел Веня Лившиц, генерал старался не думать. Чужое богатство Федора Ивановича всегда интересовало, раздражало и больно ранило, но с возрастом он научился чувства свои держать при себе, особенно когда это касалось такого выдающегося человека, как Валентин Лисс. Работать с ним было престижно и приятно. Они встречались дважды в месяц на конспиративных квартирах. Федор Иванович приходил пешком или подъезжал на служебном авто из разряда «камуфляжных скромняшек», чтобы не мелькали во дворах слишком новенькие, слишком чистые «Волги» со спецномерами. Лисс тоже соблюдал конспирацию, нырял в метро или ловил такси.

Он не ждал заданий, сам проявлял инициативу, часто опережал события. Никто не просил его писать о Зыбине, а он взял и написал, умно, тонко и очень своевременно.

Кофе пили за журнальным столиком, раскинувшись в мягких креслах. По хитрому блеску маленьких зеленоватых глаз Федор Иванович догадался: на сегодня это не все, Валентин приготовил для него еще кое-что интересное. И не ошибся.

Лисс положил перед ним толстую потрепанную книгу. Генерал повертел ее в руках: «Ю. Дольд-Михайлик “И один в поле воин”. Роман. Изд. “Родяньский письменник”, Киев, 1965».

– Откройте, где закладка, там карандашиком подчеркнуто, – сказал Валентин.

Федор Иванович надел очки, стал читать: