Горлов тупик

– Просто – наша разведка. Подробности пусть народ сочиняет, любителей много.

– В народе секретный «Меморандум Даллеса» хорошо пойдет, – промурлыкал генерал с мягкой полуулыбкой, – будут кушать и облизываться.

Пока Ритуля убирала посуду, они молча курили. Валентин ерзал в кресле, косился на часы.

– Если не возражаешь, отниму у тебя еще пару минут, – сказал Федор Иванович, когда они остались одни, и достал из кармана брюк сложенный вчетверо мятый листок. – Вот, взгляни.

Валентин надел очки, пробежал глазами первые несколько строк, присвистнул и дальше стал читать вслух:

– «…Для наших священных ритуалов нам требуется кровь ваших детей. США и СССР – два наших великих данника. Первый – у наших ног. Второй – практически тоже. США и Западная Европа уже принадлежат нам. Демократия, либерализм и права человека – наше тайное оружие. Нож, пистолет, бомба и смертоносные микробы – наше оружие явное. Орден Премудрых».

Закончив, прыснул.

– Что смешного? – мрачно спросил генерал.

– Штирлиц передал в центр фрагменты «Протоколов сионских мудрецов» в вольном переводе? – Он отсмеялся, снял очки, тщательно протер их и спокойно произнес: – Извините, товарищ генерал, но это уж совсем примитивная халтура.

– Это реальная листовка, их кидают в почтовые ящики в Москве, в жилых домах центральных районов.

– Кто?

– Пока не знаем. Авторов ищем. Похоже, диссиденты, сионисты-отказники.

– Не самая удачная идея.

– Это реальная листовка, – медленно, жестко повторил генерал, – текст имеет очевидную сионистскую направленность, содержит открытые террористические угрозы.

– И что? – Лисс скорчил комически серьезную рожу. – Они эти свои кошмарные угрозы осуществят?

– Могут. – Федор Иванович серьезно, уверенно кивнул. – Уже осуществляют. Иная книжонка по разрушительному воздействию опасней терактов, один «Архипелаг ГУЛАГ» чего стоит!

– Ну, уж Солженицын к сионизму точно отношения не имеет, – ехидно заметил Валентин.

– Не передергивай! – Уралец вдруг шарахнул кулаком по журнальному столику, да так сильно, что подпрыгнула пепельница с окурками. – Солженицын не имеет, а Сахаров еще как имеет! Каждый диссидент – сионист! Каждый! И те, кто за Святую Русь, за монархию, кто трендит, будто царскую семью евреи убили, подсчитывает проценты евреев среди большевиков и проценты еврейской крови у Ленина, – тоже сионисты. Потому что все они враги нашего государства, на Америку работают, а Америка – главное гнездо сионизма!

– Федор Иванович, я вас понял, не надо кричать.

Генерал тряхнул головой, провел ладонью по лицу:

– Извини, Валь, что-то я правда срываться стал часто.

– Работа нервная, а вы человек эмоциональный, горячий, все принимаете близко к сердцу. – Валентин понимающе улыбнулся.

– Ох, и не говори. – Генерал вздохнул, вытянул сигарету, подвинул пачку: – Угощайся.

– Спасибо, Федор Иванович, ваши крепковаты, я лучше свои.

Лисс курил длинные, коричневые с ментолом. Он щелкнул зажигалкой, откинулся на спинку кресла, сквозь дым, прищурившись, взглянул генералу в глаза:

– От меня что требуется?

– Ну, ты ж у нас представитель свободный прессы, вот и познакомь западную общественность с истинным лицом этих мучеников совести, чтоб они там не думали, будто диссиденты-сионисты такие скромники, овцы невинные. Книжонки пишут, плакатиками машут, а мы, палачи-сатрапы, душители свободы, их ногами в живот, по тюрьмам и психушкам, только за книжонки-плакатики.

– Федор Иванович, извините, но это не серьезно, – Лисс кивнул на листовку, – тут нет информационного повода.

– Так я ж не предлагаю тебе прямо сейчас писать. Появится повод – напишешь. Быстренько, по горячим следам, дашь оперативный комментарий для западной прессы.

– А он появится?

– Кто?

– Повод.

– Не исключено. – Федор Иванович вздохнул, помолчал. – Конечно, мы работаем, ищем, но мы не всесильны.

– Жертв много будет?

– Жертв? – Генерал вскинул брови. – Да ты чего, Валь? Какие жертвы? Если хоть один человек пострадает, их же из-под земли достанут! Они что, идиоты – самим себе вышак подписывать?

– Судя по тексту – идиоты.

– То листовка! В реальности у них кишка тонка людей убивать. Да мы и не допустим.

Валентин затушил окурок, минуту молчал, хмурился, сосредоточенно разглядывал свои ногти, наконец пробормотал чуть слышно, не поднимая глаз:

– Если только на экспорт и без жертв… В принципе, не так уж и глупо… Хотя листовка, конечно, халтура позорная…

Они встали, пожали друг другу руки.

– Ты, Валь, претензии к стилю им предъявляй, авторам-сионистам, а не нам. Мы-то здесь при чем? – добродушно пробасил Федор Иванович, прежде чем выпустить из пальцев вялую женственную кисть Лисса.

Глава двадцать четвертая