– Так наоборот, повезло, – Федор Иванович подмигнул, – если бы Ю. В. тебе при Сашке клизму ставил, тогда да, неприятно. А Уфимцев мужик нормальный, не трепло, докладывать Сашке точно не побежит. Вряд ли он вообще понял, с кем Ю. В. говорит. Ну, представь, человек после двадцати часов перелета, да еще в кабинете Ю. В., да еще накануне доклада на Политбюро.
Бибиков ничего не ответил, достал из ящика сигареты. Закурили, помолчали. Федор прищурился, выпустил дым, про себя выругался, а вслух спросил:
– Денис, хочешь мое мнение?
Шеф вяло кивнул:
– Валяй.
– Только не злись, хорошо? Значит, Фанасич дернул тебя среди ночи. Небось предложил подстраховать, намекнул, мол, есть у него кой-чего на Уфимцева? Ты потом до утра глаз не сомкнул, верно?
– Мг-м, хотел снотворное принять, но время уж было – пятый час, вставать в семь.
– Ты, Денис, кстати, со снотворным осторожней, – Федор Иванович шутливо погрозил пальцем, – смотри, подсядешь, как Леонид Ильич, а тебе нельзя, ты ж у нас Мозг!
Бибиков постучал по столешнице:
– Тьфу-тьфу-тьфу, типун тебе на язык.
Они взглянули друг другу в глаза и рассмеялись. Фамилия Фанасича была Типун.
Типун Карп Афанасьевич сидел на кадрах с тридцать седьмого, задницу имел чугунную, должность занимал скромную, за чинами не гнался, пересидел всех, от Ежова до Семичастного, и до сих пор его, почетного пенсионера, привлекали к воспитанию молодняка.
– Так на фига он звонил? – спросил Федор, отсмеявшись, и промокнул платком слезинку.
– Ну, как это на фига? – Бибиков пожал плечами. – Получил сигнал от своего источника в Ясеневе и сразу меня предупредил.
– О чем предупредил, Денис? Что Сашка о клизме узнает? Так он все равно узнает! Тут никаких свидетелей и тайных информаторов не требуется. «Голоса» еще месяц будут трындеть, а Сашка не дурак, поймет, чья это работа и кто получил клизму. Или ты надеялся, что Сашка решит, будто Ю. В. тебя за это орденом наградил?
Бибиков фыркнул и развел руками.
– То-то и оно. – Федор сочувственно вздохнул, помолчал. – Не знаю, как тебя, а меня Фанасич уже достал своими намеками! Все-то у него схвачено! На всех-то у него есть! Козлина! Гонит волну, цену себе набивает. Подстраховать, говоришь, предложил? Ага, конечно, он постоянно страхует, но не тебя, не меня, а Виталика своего драгоценного, единственного сыночка, запойного алкаша. Ну сам подумай, Мозг! Виталика давно пора гнать вон поганой метлой, а мы терпим, из отдела в отдел перекидываем после каждого очередного запоя. На фига?
– Из уважения к Фанасичу. – Бибиков неуверенно пожал плечами.
– Из уважения, но не из страха! Чуешь разницу? – Федор Иванович раздавил окурок в пепельнице. – Мы с тобой давно уж не пацаны сопливые, чтобы трепетать перед всемогуществом старого пердуна! Надоело, блядь!
– Федь, ты че орешь? – Шеф поморщился. – И так башка гудит.
Федор Иванович опомнился, перевел дух, налил воды из графина, выпил.
– Извини, Денис, сорвался. – Он кисло усмехнулся. – Умеет Фанасич испортить настроение, даже на расстоянии. Представляю, как он тебя ночью завел.
– Да, Федь, – Бибиков сжал пальцами виски, глаза стали узкими, как у монгола, – в общем, ты прав, завел он меня здорово, че-то психанул я из-за Фанасича, даже больше, чем из-за нашего косяка и клизмы.
– Вот то-то и оно. А нервишки у нас с тобой не казенные, надобно беречь нервишки-то, особенно сейчас, накануне сам знаешь чего.
Последние слова он произнес неслышно, одними губами, и заметил, как ожила унылая физиономия шефа. В глазах блеснул знакомый мальчишеский азарт.
– От таким ты мне нравишься больше, Денис Филиппыч. – Уралец весело подмигнул.
Юра перепечатал доклад, ровно в девять отнес папку в приемную Андропова, отдал секретарю. Тот кивнул:
– Присаживайтесь.
Кроме секретарей, в приемной никого не было. Председатель обычно приезжал к девяти. Прошло полчаса. Юра шуршал свежим номером «Правды». Телефоны молчали. Секретарь предложил кофе. Он поблагодарил и с удовольствием выпил две чашки.
Заседания Политбюро всегда начинались в шестнадцать ноль-ноль. Очередь до Нуберройского вопроса дойдет в самом конце, часам к шести-семи. Ждать предстояло долго, сначала тут, в Ясенево, потом в Кремле, в приемной зала заседаний. Юра знал, что точно так же ждут сейчас военный атташе на Знаменке и посол на Смоленке, шуршат газетами, пьют кофе и думают каждый о своем. Атташе рвется на повышение, хочет генеральские погоны. Конечно, состряпал доклад в угоду новому министру, однозначно пафосно, с оборотцами типа «американо-израильская военщина, братская помощь в построении социализма».
Посол уже никуда не рвется, хочет на пенсию. Раньше работал в Международном отделе ЦК, в Нуберро его спустили из-за безобразных дебошей, которые устраивал в Париже его сын-алкоголик. Если он и попытается кому-то угодить, то скорее Суслову, чем Громыко, и то вряд ли. Ему уже все равно. Да и вообще, доклады – формальность. Тексты одинаково гладкие, обтекаемые, ни одно словечко не цепляет.