Арестованная застыла с открытым ртом, забыла про свои руки и даже про чай с бутербродами. Вытаращила глаза, уставилась на Влада, словно увидела его впервые.
– Конечно, вы были ранее знакомы с Ласкиным, но факт знакомства отрицаете, – продолжал он спокойно и задумчиво. – Почему? Да потому, что вам страшно. Вы боитесь сказать правду, вам кажется, что даже эти стены не защитят вас от него и от его сообщников.
Она шевельнулась, закрыла рот, облизнула сухие растрескавшиеся губы, часто быстро заморгала.
– Сейчас я расскажу вам, как все было на самом деле. – Влад встал и принялся расхаживать по кабинету. – Ласкин приказал вам пойти на сотрудничество с органами и склонить вашего куратора к интимной близости. Куратор не поддавался на провокацию, и вам выдали сильнодействующие препараты, чтобы вы незаметно добавляли ему в пищу. Когда вы забеременели, вам приказали шантажировать куратора, женить его на себе, проникнуть в его семью. Куратор опять на провокацию не поддался, и тогда вас вынудили написать на него заявление с целью оклеветать и опорочить честного офицера, ценного работника. Верно?
Арестованная шмыгнула носом, неуверенно кивнула.
– Вот видите, нам все известно. – Влад вернулся за стол, устало вздохнул. – Мы же тут не просто так штаны протираем, мы работаем не щадя сил, защищаем от жидовской заразы таких, как вы, наивных доверчивых русских девушек и весь наш советский народ. Так что бояться вам больше нечего.
Признательные показания медсестры заняли восемь страниц. В качестве тайных руководителей она перечислила всех врачей-евреев, но их оказалось мало, и она добавила еще нескольких полукровок. Главным назвала терапевта Ласкина Семена Ефимовича и подробно изложила полученные от него приказы, даже вспомнила латинское название снотворного препарата.
* * *Генерал-майор Федор Иванович Уралец проснулся с головной болью и сильной изжогой, утреннюю гимнастику делать не стал, сразу отправился в душ, потом сел завтракать.
– Не надо было столько пить! – сказала жена.
Вчера в гостях у соседа он ни в чем себе не отказывал, мешал коньяк с пивом, в итоге перебрал и обожрался. После поросят, под пивко – астраханская вобелка, соленые орешки, напоследок – Оксанины сладкие пироги, чаек-кофеек.
Зоя заварила горькую траву, растворила в воде какую-то шипучую таблетку, по вкусу еще противней травы, проворчала:
– Соленого и жирного тебе вообще нельзя!
Он скорчил жалобную рожу, послушно все выпил, съел миску жиденькой геркулесовой каши. Полегчало. На утреннее совещание приехал бодрый, свежий, как огурец.
Совещание было экстренное, ночью шеф получил клизму от Ю. В. и, конечно, по полной разрядился на подчиненных. Орал матом, да так темпераментно, что Федор Иванович не сразу сообразил, о чем речь. Оказалось – о писателе Зыбине. Оперативники из девятого отдела перестарались, отдубасили старика до полусмерти, прямо в фойе ЦДЛ, на глазах дюжины свидетелей. Вражеские голоса мгновенно подняли вой.
Начальник девятого отдела полковник Владимир Шустряк стоял красный, потный, переминался с ноги на ногу, шмыгал носом, сморкался, всхлипывал.