Горькая жизнь

– Мда-а, в такой кооперативчик неплохо бы завалиться, – от нарисовавшейся перспективы магаданский «кум» даже губы раскатал в мечтательной улыбке, – очень неплохо бы…

Леспромхозовский магазин им действительно попадется по пути, и случится это очень скоро. Всевышний благоволил к беглецам, но до этого произойдут другие события – совсем недалеко от того места, где сейчас находились Китаев с магаданским «кумом»…

Густого захламленного леса Аня боялась – считала, что здесь живут разные упыри, деды-лесовики, способные защекотать человека до смерти; бабки, летающие на старых, обскребенных до корней, рассыпающихся метлах с кривыми черенками, волки, питающиеся человечиной; и так далее – в такой лес лучше не заходить.

Как выяснилось, напарница ее, могучая женщина с широкими плечами, считавшаяся в зоне «мужиком», такого леса тоже боялась и, видать, были на это свои причины. Впрочем, причины эти остались в прошлом и, собственно говоря, Ане не было по них никакого дела.

Бригадирша хрипела, кашляла, выдыхалась, но сквозь лес перла как трактор, не останавливаясь ни перед каким препятствием, не оглядываясь, и это ее погубило. Собственно, от усталости она потеряла осторожность, хотя чутье имела звериное, опасность ощущала за несколько километров.

Все местные леса до самой Вологды и даже далее – до Рыбинска и Ярославля – прочесывали вохровцы. Боясь за себя, за жизненки свои, вохровцы стреляли в лесу во все, что двигалось или хотя бы издавало звук. Ловить беглецов они не ловили, им было проще уничтожать их, что они и делали с большой охотою. И надо было случиться так, что ясным днем, в свете которого уже ощущались тоскливые осенние нотки, а воздух иногда остывал до стеклянной прозрачности, особенно по утрам, бригадирша с Аней нарвались на вохровский наряд.

Произошло это на берегу неспокойной речушки, которая упрямо облизывала вспененной рябью волн бугристые берега, по обе стороны которых встал благородный лиственный лес. Там, где растет лиственница, воздух бывает особенно чистым, говорят, даже лекарственным, он будто бы настоен на целебных травах, помогает больным людям. Бригадирша решила сделать на берегу речки привал, совершить малые постирушки, которые всегда набираются в пути, сварить горячее едово, например, суп со свежими белыми грибами – ну чем не царское блюдо? – и в предвкушении отдыха, видать, расслабилась, не почуяла вовремя опасности. А когда почуяла, было поздно.

На берегу речки сидел едва ли не целый взвод вохровцев – лакомились ребята американскими консервами, которые, судя по всему, на гулаговских складах только и сохранились – для высокого начальства да для обеспечения экстренных ситуаций, когда требовалось догнать лагерных беглецов. По внешнему виду бригадирши и Ани можно было безошибочно, не спрашивая документов, определить, кто они, что они и куда направляются. И даже адрес мест, в которые направляются, не спрашивать. Все было понятно без всяких слов.

Один из вохровцев – вислогубый белесый сосунок, из вологодских или архангельских – только в этих местах такие люди и водятся, – схватил карабин, который стоял рядом, прислоненный к стволу лиственницы, и навскидку, не целясь, выстрелил.

Хоть и криворук он был, и губаст непомерно, и грамоту знал плохо, а угодил точно в бригадиршу. Могучая женщина, привыкшая волочь на себе все, как паровоз, работать в любых условиях и быстро отходить от усталости, вскрикнула неверяще и повалилась на землю, лицом в муравьиную кучу, не к месту оказавшуюся перед ней.

Аня мигом оценила ситуацию, сообразила, что происходит, и метнулась в сторону. Прыжок у нее был длинным, ловким, как у тренированного лесного зверя – откуда только взялись силы и ловкость? Одно мгновение, всего одно, – и Аня исчезла.

– Держи ее! – заорал меткий стрелок, так удачно уложивший бригадиршу. Пытался выбить из карабина стреляную гильзу, но у него, как у всякого неопытного умельца, заело затвор – ни туда, ни сюда. Молодой вохровец был готов зашвырнуть свой карабин в воду.

Тем не менее вдогонку Ане ударило несколько выстрелов. Одна из пуль прошла у ее головы, буквально около уха, обдала жаром, срубила толстую березовую ветку и, отрикошетив, со шмелиным жужжанием унеслась в сторону.

Два молодых борзых вохровца кинулись было вслед, но очень скоро поняли – не догнать, и, матерясь, поддевая сапогами попадающиеся под ноги красноголовики, повернули назад.

– Ушла! – доложили они командиру, темноглазому хохлу-лейтенанту с висячим черным пушком над верхней губой – будущими усами. Лейтенант явно ладился под великого поэта Тараса Шевченко, возможно, и сам писал стишки.

– Далеко не уйдет, – уверенно проговорил трескучим ломающимся голосом лейтенант, – все равно попадется где-нибудь. Не здесь, так там. Кувыркнется в могилу обязательно. – У молодого лейтенанта существовали свои жизненные принципы, и он их подтверждал, каждый раз следуя неукоснительному выполнению им же разработанных правил.

Целеустремленный был человек.