Горящий Лабиринт

Я посмотрел на подсказку, а потом на квадраты. Что-то тревожило меня куда больше, чем жара, но я никак не мог понять, что именно.

– «Янус» не может быть ответом, – понял я. – Вам не кажется, что тут нужно дописать недостающее слово? «Янус в обе стороны» что?

– Зрит, – сказал Гроувер. – У него два лица, смотрящие в две стороны, – и ни одно из них я не желаю больше никогда видеть!

Я крикнул в пустой коридор:

– Нужное слово – «зрит»!

Мне никто не ответил, но, когда мы прошли по правому коридору, у нас под ногами вспыхнуло слово «ЗРИТ». И, к счастью, пламя титана нас не испепелило.

В следующей комнате снова оказалось три коридора. На этот раз подсказка на стене была опять написана на древнегреческом.

Когда я прочел слова, у меня по спине побежали мурашки:

– Я знаю, что это! Это строчки из стихотворения Вакхилида. – И я перевел друзьям надпись: – «Царь богов, громовержец, с вершины Олимпа Гипноса с братом к Сарпедону послал».

Мэг и Гроувер смотрели на меня с недоумением. Нет, серьезно: если на мне обувь Калигулы, это значит, что я должен делать всю работу?!

– Что-то не так в этой строчке, – сказал я. – Я помню сюжет. Сарпедон пал в битве. Зевс велел унести его тело с поля брани. Но вот слова…

– Гипнос – это бог сна, – сказал Гроувер. – В его домике, кстати, отличное молоко и печенье. Но кто его брат?

Сердце бабахнуло у меня в груди.

– Вот что не так. На самом деле в стихотворении нет слов «с братом». Там названо его имя – Танатос, что по-английски значит «Смерть».

Я присмотрелся к туннелям. Ни в одном коридоре не было семи квадратов, в которые поместилось бы слово «Танатос». В одном было десять клеток, в другом четыре, а в третьем шесть – именно столько букв в слове «СМЕРТЬ».

– О нет… – Я прислонился к стене.

Мне показалось, будто влажный лист Алоэ Вера скользнул у меня по спине.

– Ты чего испугался? – удивилась Мэг. – Пока что у тебя все получается отлично.

– Дело в том, Мэг, – ответил я, – что мы не просто решаем кроссворды – мы разгадываем пророчество. И пока в нем говорится: «АПОЛЛОН ЗРИТ СМЕРТЬ».

38

Себя я пою![60]

Аполлон, кстати, круче

В сто раз круче

Как ни прискорбно, я оказался прав.

Когда мы прошли туннель до конца, на полу позади нас сияло слово «СМЕРТЬ». Следующая комната оказалась круглой и была больше предыдущих. Из нее выходило пять туннелей, похожих на пальцы гигантского автоматона.

Я ждал новой подсказки на стене. И мне отчаянно хотелось, чтобы ответом на новую загадку оказались слова «ЭТО ЕРУНДА». Или, скажем, «И ЛЕГКО ЕЕ ОБМАНЫВАЕТ!».

– Почему ничего не происходит? – спросил Гроувер.

Мэг склонила голову набок:

– Слушайте.

В ушах у меня шумела кровь, но мне все-таки удалось услышать то, о чем говорила Мэг: вдалеке кто-то кричал от боли. Это был низкий гортанный звук, больше похожий на звериный крик. А еще до нас доносилось приглушенное потрескивание пламени, будто… о боги. Будто кого-то обдало пламенем титана и теперь он где-то медленно и мучительно умирал.

– Как будто монстр кричит, – сказал Гроувер. – Поможем ему?

– Как? – спросила Мэг.

Мэг была права. Эхо подхватывало звук и разносило его по Лабиринту, и даже если бы нам не нужно было прокладывать себе путь, разгадывая загадки, мы бы никогда не нашли место, откуда он доносился.

– Нужно идти дальше, – решил я. – Скорее всего, Медея расставила внизу монстров-стражников. Наверное, это один из них. Вряд ли она позаботилась о том, чтобы никто из них случайно не оказался на пути у пламени.

Гроувер поморщился:

– Как-то неправильно оставлять на произвол судьбы того, кто страдает.

– А что, если, – добавила Мэг, – какой-нибудь монстр привлечет к себе пламя, а потом оно понесется на нас?

Я посмотрел на свою юную повелительницу:

– Ты сегодня просто кладезь мрачных вопросов. Нам нужно верить.

– В Сивиллу? – спросила она. – В силу злодейской обуви?

Мне нечего было ей ответить. К счастью, меня спасло запоздалое появление следующей подсказки. На этот раз на стене возникли три золотые строчки на латыни.

– Ух ты, латынь! – воскликнул Гроувер. – Погоди-ка. Я могу прочитать. – Он, прищурившись, вгляделся в слова, а потом вздохнул: – Нет. Не могу.

– Что, правда? Ни греческого, ни латинского не знаешь? – спросил я. – Да что вы вообще изучаете в школе сатиров?!

– В основном важные вещи, знаешь ли. Вроде растений.

– Спасибо, – пробормотала Мэг.

Я перевел подсказку своим менее образованным друзьям:

Надо теперь рассказать об изгнанье царя.

Был последним царем над римским народом,

Несправедливым царем, мощным, однако, в бою[61].

Я кивнул:

– Думаю, это цитата из Овидия.

Эти слова не произвели на моих товарищей особого впечатления.

– Ну и что нужно назвать? – спросила Мэг. – Имя последнего римского императора?

– Нет, не императора, – ответил я. – На заре существования Рима им правили цари. Последнего, седьмого, свергли, и Рим стал республикой.