Горящий Лабиринт

У меня внутри всколыхнулась надежда. На Новый Рим должны были напасть сегодня. Может, мой слух и не так тонок, как у пандов, но истеричный тон и спешка Фланжа говорили сами за себя. Вести, которые он принес императору, были отнюдь не добрыми.

Калигула помрачнел:

– Тогда иди сюда. И смотри не задень идиота со стрелой.

Пандос Фланж проковылял мимо меня и зашептал что-то на ухо императору. И хотя Калигула считал себя прекрасным актером, скрыть отвращение ему не удалось.

– Весьма прискорбно. – Он отбросил кольца Мэг в сторону, словно это были никчемные камешки. – Твой меч, Фланж.

– Я… – Фланж нащупал рукоять кханды. – Д-да, господин.

Калигула внимательно изучил тупой зазубренный клинок, а затем вернул его владельцу, с огромной силой вонзив меч в живот бедному пандосу. Фланж взвыл и рассыпался в прах.

Калигула повернулся ко мне:

– Итак, на чем мы остановились?

– Твоя атака на севере, – сказал я, – прошла не очень хорошо?

С моей стороны было глупо дразнить его, но удержаться я не смог. В тот момент здравомыслия во мне было как в Мэг Маккаффри, и мне просто хотелось задеть Калигулу побольнее, стереть все, что у него было, в порошок.

Но он только отмахнулся:

– Некоторые вещи нужно делать самому. Ничего, бывает. Полагаешь, что римские полубоги подчинятся приказам римского императора, – но увы.

– Двенадцатый легион часто поддерживал хороших императоров, – заметил я. – И свергал плохих.

Левый глаз Калигулы дернулся:

– Буст, ты где?

Один из стоящих слева пандов, чистящих коня, испуганно выронил щетку:

– Да, господин?

– Бери своих солдат, – приказал Калигула. – И сообщите всем. Мы немедленно перестраиваемся и плывем на север. Нужно закончить дела у залива Сан-Франциско.

– Но ваше величество… – Буст посмотрел на меня, будто оценивая, насколько опасно оставлять императора со мной без охраны. – Да, ваше величество.

Остальные панды последовали за ним, и держать ведро перед Инцитатом теперь стало некому.

– Слушай, К, – сказал жеребец. – А не ставишь ли ты телегу впереди лошади? Прежде чем отплывать на войну, тебе нужно закончить с Лестером.

– О, я с ним закончу, – пообещал Калигула. – Значит, так, Лестер. Мы оба знаем, что ты не…

Он с невероятной скоростью рванулся ко мне и потянулся к Стреле. Но я это предвидел. Прежде чем он успел меня остановить, я ловко вонзил Стрелу себе в грудь. Ха! Теперь Калигула узнает, что не стоит меня недооценивать!

Дорогой читатель, для того чтобы намеренно причинить себе вред, нужна огромная сила воли. Причем не полезная сила воли, а дурная – исключительно глупость да безответственность, – поэтому никогда не пытайся прибегнуть к ней даже ради спасения друзей!

Стоило мне воткнуть Стрелу в грудь, как меня захлестнула невыносимая боль. И почему убивать себя так больно?!

Мой костный мозг превратился в лаву. Легкие забились горячим мокрым песком. Футболка пропиталась кровью, и я упал на колени, хватая ртом воздух и едва не теряя сознание. Все вокруг закружилось, будто тронный зал вдруг превратился в гигантского вентуса, ставшего моей клеткой.

– О ЗЛОДЕЙСТВО! – звенел у меня в голове (и в груди) голос Стрелы Додоны. – НЕГОЖЕ БЫЛО ВОНЗАТЬ МЕНЯ СЮДА! О ПОГАНАЯ, БЕЗОБРАЗНАЯ ПЛОТЬ!

Где-то в глубине моего разума промелькнула мысль, что жаловаться ей было особенно не на что – это ведь не она умирала. Но сказать я ничего бы не смог, даже если бы захотел.

Калигула бросился вперед. Он схватился за древко Стрелы, но Медея закричала:

– Стой!

Она подбежала ко мне и опустилась на колени.

– Если вытащить стрелу, будет только хуже! – зашипела она.

– Он проткнул себе грудь, – сказал Калигула. – Куда еще хуже?

– Болван, – буркнула она. Я не понял, кого она имела в виду: меня или Калигулу. – Я не хочу, чтобы он истек кровью. – Она сняла с пояса черный шелковый мешочек, достала из него закупоренный стеклянный флакон и сунула мешочек в руки Калигуле: – Подержи. – Откупорив флакон, она влила его содержимое прямо в рану.

– ХОЛОДНО! – запричитала Стрела Додоны. – ХОЛОДНО! ХОЛОДНО!

Лично я ничего не чувствовал. Жгучая боль стала тупой и пульсирующей и заполнила все тело. Я был уверен: это плохой знак.

К нам подошел Инцитат:

– Ого, он и правда это сделал. Ход конем, ничего не скажешь.

Медея осмотрела рану и выругалась на древнем колхидском языке, нелестно отозвавшись о романтических отношениях, которые имела в прошлом моя матушка.

– Этот придурок даже убить себя не сумел, – проворчала колдунья. – Уж не знаю, как ему это удалось, но он промахнулся мимо сердца.

– ТО БЫЛА Я, ВЕДЬМА! – прогремела Стрела из глубин моей грудной клетки. – НЕУЖТО ТЫ РЕШИЛА, БУДТО Я ПО СВОЕЙ ВОЛЕ РАЗРЕШУ ПОГРУЗИТЬ МЕНЯ В ПРЕМЕРЗКОЕ ЛЕСТЕРОВО СЕРДЦЕ?! Я ВИЛЯЛА ДА ИЗВОРАЧИВАЛАСЬ!

Я отметил про себя, что потом нужно будет поблагодарить Стрелу Додоны или сломать ее – в зависимости от того, чем все это кончится.

Медея щелкнула пальцами и приказала императору:

– Дай мне красный флакон.

Калигула, которому явно не часто приходилось играть роль медбрата, насупился:

– Я никогда не роюсь в женских сумочках. Особенно если их хозяйки – колдуньи.