Горящий лабиринт

Такой типичный для Мэг ответ. Воспоминания все еще приносили столько боли и казались такими четкими, что у меня заболело в груди, как будто меня ударили дефибриллятором.

Как Мэг удалось поделиться со мной своим прошлым? Я знаю, что сатиры могут создавать эмпатическую связь со своими близкими друзьями. Такая была между Гроувером Ундервудом и Перси Джексоном, что объясняло непонятную тягу Гроувера к голубичным панкейкам. Был ли у Мэг похожий талант, возможно, вызванный тем, что мы были связаны, как хозяин и слуга?

Я не знаю.

Я знаю, что Мэг страдала гораздо сильнее, чем показывала. Беды в ее короткой жизни начались еще до смерти отца. Они начались здесь. Все эти руины были напоминанием о жизни, которая могла бы быть.

Мне захотелось обнять ее. И, поверьте мне, такие желания у меня возникали не часто. Это могло обернуться ударом локтем по моей грудной клетке или рукоятью меча по носу.

— Ты… — я запнулся. — Все это время ты помнила это? Ты знаешь, что твой отец пытался тут сделать?

Вяло пожав плечами, она схватила горсть пепла и кинула ее в яму, словно бы сеяла семена.

— Филипп, — произнесла Мэг, как если бы это имя только пришло ей на ум. — Моего отца звали Филипп МакКэффри.

Это имя заставило меня вспомнить македонского царя, отца Александра. Хороший боец, но совершенно не веселый. Никакого интереса к музыке, поэзии или даже к стрельбе из лука. Филипп постоянно думал только о фалангах. Скукота.

— Филипп МакКэффри был очень хорошим отцом, — произнес я, стараясь избавиться от горечи в голосе. У меня самого было мало опыта с хорошими отцами.

— Он пах перегноем, — вспомнила Мэг. — В хорошем смысле.

Я не видел разницы между хорошим и плохим запахом перегноя, но вежливо кивнул.

Я посмотрел на ряды теплиц. Их силуэты едва виднелись на фоне красно-черного ночного неба. Филипп МакКэффри, очевидно, был талантливым человеком. Возможно, ботаником? Определенно смертный во вкусе богини Деметры. Как еще он мог бы создать дом, подобный Эталесу, в месте с такой природной силой? Над чем он работал и что имел в виду, когда сказал, что его семья занималась подобными исследованиями несколько тысяч лет? Люди редко думают в масштабе тысячелетий. Везет, если они хотя бы знают имена своих прабабушек и прадедушек.

И самое важное — что произошло с Эталесом и почему? Кто увез МакКэффри из их дома и вынудил их ехать на восток, в Нью-Йорк? Последний вопрос, к сожалению, был единственным, который, как мне казалось, я мог задать.

— Это сделал Калигула, — сказал я, показывая на разрушенные цилиндры на холме. — Вот что имел в виду Инцитат, когда сказал, что император позаботился об этом месте.

Мэг повернулась ко мне, её лицо было словно каменное.

— Мы разберемся с этим. Завтра. Ты, я и Гроувер. Мы найдем этих людей, Пайпер и Джейсона.

Стрелы задребезжали у меня в колчане, но я не был уверен, была ли это стрела Додоны, привлекающая внимание, или дрожь моего собственного тела.

— А что, если Пайпер и Джейсон не знают ничего полезного?

Мэг стряхнула пыль с рук.

— Они — часть семерки, так? Друзья Перси Джексона?

— Ну… да.

— Тогда они знают. Они помогут. Мы найдем Калигулу. Мы исследуем эти дебри, найдем сивиллу и остановим огонь или что там еще.

Я был восхищен ее способностью описать наше задание такими выразительными словами.

С другой стороны, изучение дебрей меня не воодушевляло, даже с помощью двух более могущественных полубогов. В древнем Риме тоже были могущественные полубоги. Многие из них пытались свергнуть Калигулу. И все погибли.

И я всё вспоминал видение о сивилле, извиняющейся за ужасные вести. С каких пор оракул извиняется?

«Я бы спасла тебя, если бы могла. Я бы спасла ее».

Сивилла настаивала, чтобы именно я пришел освободить ее. Только я мог сделать это, даже если это и была ловушка.

Ловушки никогда мне не нравились. Они напоминали мне о моей старой зазнобе Бритомартиде. О, в какое количество ям для бирманских тигров я упал ради этой богини!

Мэг развернула ноги.

— Я собираюсь спать. Тебе тоже следует.

Спрыгнув со стены, она пошла по склону холма назад к Цистерне. А я, раз уж она не отдала мне прямого приказа спать, ещё долго просидел там, глядя в клубничную бездну и слушая хлопанье крыльев дурных знамений.

Глава 12

О, Пинто, Пинто!

Как мне жаль, что ты жёлтый!

Спрячусь на заднем[12]

БОГИ Олимпа, разве я уже не достаточно настрадался?

Ехать из Палм-Спрингса в Малибу с Мэг и Гроувером само по себе было достаточно плохо. Вынужденные крюки при объезде зон эвакуации из-за лесных пожаров и час пик в утреннем Лос-Анджелесе сделали наш путь ещё хуже. Но неужели нам было обязательно ехать на горчичного цвета Форде Пинто тренера Хеджа 1979 года?

— Вы шутите? — спросил я, когда увидел друзей, вместе с Глисоном ожидающих меня у машины. — Неужели ни у кого из кактусов нет более хорошего… я имею в виду другого транспортного средства?

Тренер Хедж сердито взглянул на меня.