Горящие сады

Соломау предстал перед ним, худой, улыбающийся, в открытой рубахе, с ремешком фотокамеры, похожий на студента. Они миновали утренний, казавшийся позолоченным Мапуту. Неслись по шоссе, пустому, шершаво-синему, по просторной, редко поросшей долине среди конических, размытых дождями термитников. Изредка встречались тростниковые хижины, копошились с мотыгами полуголые женщины в полосатых, облегавших бедра материях, белели низкорослые, кофейного цвета коровы. Мчались к границе, в Ресано Гарсиа.

— Ты думаешь, сегодня удастся увидеть самолет? — спрашивал Бобров, чуть вздрогнув от налетевшего, ударившего в стекло насекомого, оставившего прозрачный отпечаток своей гибели. — Он должен появиться сегодня?

— Если наши подсчеты верны, он должен появиться, — кивнул Соломау. — Он перелетает границу каждую неделю во вторник, около полудня. День его нет. Он пропадает на нашей территории. Потом возвращается, пересекает границу в обратном направлении.

— Всегда в том же самом месте?

— Там, недалеко от границы, у них военно-воздушная база. Ему нет смысла тратить горючее на облеты, обманные петли. Он идет напрямую, на бреющем полете. Пограничники несколько раз пытались его встречать пулеметом, но он идет очень низко, возникает внезапно. Пулеметчики не успевают ударить.

— Что у него на борту?

— Он забрасывает к нам в тыл диверсантов. Взрывчатку, оружие. Вывозит группы обратно. Нам стало известно: в Софале начало действовать подрывное подразделение «Бур», из белых. На прошлой неделе они взорвали сахарный завод и десять метров железнодорожного полотна — от угольных шахт к порту Бейра. В докладе министру я высказал предположение о начале «динамитной войны». О возможной угрозе порту, а главное — нефтепроводу Бейра — Зимбабве.

— Ведь он еще не пущен? — Бобров вспомнил англичан-инженеров, улетавших на строительство трассы. — Нефтепровод нельзя защитить?

— Очень трудно, — сказал Соломау. — Леса и болота. Очень трудно. Пока они не трогают трубы. Но я думаю, едва его пустим, начнут сразу рвать. Защищать нефтепровод нужно не в Софале и Манике, а в Газе, на аэродроме подскока. Там делает посадку самолет с диверсантами. Там он берет горючее, чтоб долететь и вернуться обратно. Вся операция по уничтожению аэродрома подскока — это операция по защите нефтепровода. Так я сказал министру.

— Так оно и есть, Соломау. Очень тебе признателен, что ты позволяешь мне наблюдать операцию.

И вдруг подумал невольно: как окончит свой век этот спокойный, давно знакомый ему африканец? От пули? От взрыва машины? В какой-нибудь таящейся впереди перестрелке? Или в старости, дожив до седин, успев насладиться миром, вспомнит о той перестрелке? И вторая мысль: какой-нибудь зимний московский денек, и он сам, старик в пятне янтарного солнца, пропуская его под дремлющие тяжелые веки, вдруг вспомнит это шоссе, на обочине размытый термитник, на стекле капельку сока, оставленную убитым жуком.

Они въехали в Ресано Гарсиа, маленький городок, в предгорьях. Докатили почти до шлагбаума, перед которым стояли два трайлера. Пограничники с автоматами заглядывали под синие с эмблемами тенты. Скатили, с асфальта на пыльные улицы с обшарпанными домами, где бегали голопузые дети и томились в тени Заборов собаки. В по-гранкомендатуре справились у сержанта о начальнике заставы. Тот посмотрел сквозь открытую дверь на их машину, на белое лицо Боброва, на фотокамеру Соломау: видимо, собирался спросить документы. Не спросил.

— Лейтенант на вокзальной площади, в таможне. Попробуйте разыскать его там.

Они оставили машину у комендатуры и пешком направились к центру, оставляя за собой столбенеющих, взирающих на Боброва ребятишек, их расширенные, как белая морская галька, глаза.

Чем ближе к вокзалу, тем многолюднее становилось на улицах. Встречные были одеты в комбинезоны, иногда в сапогах, иногда с притороченными к поясу пластмассовыми касками и шахтерскими фонарями. Имели озабоченный вид. Их нервные голоса раздавались из переполненного трактира, из лавки, из тенистых, под деревьями уголков, где они сидели, вытирая платками горячие лбы.

— Сегодня с той стороны возвращаются наши шахтеры. А другие туда уезжают. — Соломау оглядел сидящих на земле людей, красные, синие, белые каски. — Оттуда поезд уже пришел, а туда еще нет. Такой здесь сегодня день.

Боброву казалось, Соломау огорчен тем, что здесь происходит, и тем, что он, Бобров, это видит.

Он знал: по-прежнему, как в былые колониальные годы, Южная Африка для своих шахт и заводов вербует в Мозамбике рабочих. Мозамбик, переживая хозяйственный спад, стремясь возродить экономику, обладая излишком рабочей силы, позволяет ЮАР вывозить сезонных рабочих. Возвращаясь обратно, они привозят товары, которых не хватает в стране, деньги, пополняющие валютные фонды республики. Вся вербовка, отправка, пребывание на месте работы регламентируются властями ЮАР. Приехавшие живут в изоляции, под жестким полицейским надзором.