Горе побеждённым

 На удивление, Собакин тогда спорить с помощником не стал, а когда собачка пропала, взялся её искать. На поиски «христианки» ушла неделя, так что пришлось даже кое-какие дела перенести на потом. В конце концов,  её нашли в бродячем шапито на подъезде к Можайску. Продал её туда лихой человек за трёшку. Перед расставанием  с ним, она ластилась к нему, лизала руки и долго смотрела вслед, когда он уходил. Риску привезли домой, и мебельщик от радости чуть не помер: сердце схватило – вызывали врача.  А чуть опомнился, пришёл к Собакину, кланялся, благодарил и большие деньги принёс за розыск. Только сыщик пухлого пакета брать не стал, а сказал, что с «христианской собаки» наживаться - грех. Кондратьич тогда даже прослезился от чувств. Вот он, какой человек – Вильям Яковлевич Собакин-Брюс!

 Исполнив дневные поручения, Ипатов возвращался в голубой особняк начальника пешком,  уже изрядно измочаленный. Он по привычке  экономил на извозчике и больше надеялся на собственные ноги, за что неоднократно был руган начальством.

 - Александр Прохорович, дорогой, - выговаривал ему Собакин, -  ведь это крохоборство! Я вам выдаю отдельно деньги на проезд. Если надо – ещё добавлю. Зачем же пешком делать такие концы по городу,  потом являться сюда с высунутым языком, красный как рак и выпивать ведро воды? Вы же так без ног останетесь!

 «Ну да, сейчас!- думал про себя Ипатов. – Мы не графы, денег нам от папаши не припасено. Так я и выложу за просто так этот полтинник. Ноги, слава Богу, меня сами носят и денег не просят».

 Подойдя к крыльцу, он с удивлением увидел дверь распахнутой, а в коридоре навалено множество дорожной поклажи. Там были даже две круглые цветные коробки, в каких дамы сохраняют свои шляпы.

 «Никак долгожданный родственник пожаловал, – подумал Александр Прохорович. – Что это у монаха столько мирского скарба или он не один приехал?».

 Вдруг со второго этажа кубарем скатился  друг сердешный – Канделябров. Лица на нём не было. Не видя ничего перед собой, с побагровевшей лысиной, он пролетел мимо своего молодого товарища и скрылся в комнатах, хлопнув дверью.

 Ипатов опешил. Что-то было не так.  На цыпочках, еле дыша, он поднялся наверх, где прямо у лестницы ему было отгорожено «присутственное место» в виде письменного стола и этажерки с бумагами. Сидя тише мыши, он прислушивался к голосам в кабинете начальника. Хозяин разговаривал с какой-то дамой.

 «Это кто ж такая? – недоумевал Ипатов.

 Любопытство скоро разрешилось. Дверь открылась и на пороге появилась женщина. Женщина – слабо сказано. Вьющиеся пышные пепельные волосы, выразительные голубые глаза под тёмными дугами бровей, улыбчивый белозубый  рот с пухлыми капризными губами – видение  Александровых снов  во плоти стояло перед ним. На молодого человека повеяло ароматом цветов и речной свежести. Александр Прохорович дрогнул в коленках.

 - А это кто у вас? – спросило видение.

 Собакин представил своего нового помощника по всей форме и скороговоркой добавил:

 - А это моя…  хорошая знакомая - Варвара Петровна Кашина. Очень кстати вы вернулись, Александр Прохорович, прошу вас с нами отобедать.

 Начальник был явно обескуражен, но бодрился.

 «Это та самая пассия начальника, о которой так убивался Канделябров, – вспомнил Ипатов, спускаясь в столовую. – Где он таких находит, интересно знать? С другой стороны, у Брюса абы какой и быть не может – сам туз!».

 В столовой, с похоронным видом, прислуживал «эконом». За едой говорила в основном гостья. Собакин лишь изредка вставлял незначительные реплики. Ипатов, понятное дело, совсем  молчал. Канделябров тоже помалкивал, но при этом грозно сверкал глазами, метал огненные стрелы в сторону госпожи Кашиной, сопел и громыхал посудой. Дама ничего не желала замечать, была довольна собой и окружающим миром. Она с удовольствием уплетала чёрную икру на жареных булочках, пила шампанское и, теребя Вильяма Яковлевича за рукав, нежно ворковала с ним,  нисколько не смущаясь посторонних.

 - Представьте, Вилли, я ночи не спала, всё думала, как бы мне упорхнуть из дома и побыть нам вместе несколько дней, как тогда, помните, на масленице? Всё думала и думала, как мне обрадовать своего котика.

 У Александра Прохоровича вспотели руки. Канделябров, стоя за спиной женщины, метнул такой уничтожающий взгляд в сторону Собакина, что любой другой умер бы на месте, но не таков был потомок графа Брюса  – он и глазом не моргнул.

 - Простите, что перебиваю вас, my darling . Спиридон, спасибо, можешь идти, если понадобится – я тебя позову. Я весь внимание, Barbie …

 Ипатов боялся смотреть на Канделяброва. Тот ушёл в кухню, как Командор из «Дон Жуана», - железной поступью, не проронив ни слова.

 А Варвара Петровна,  разомлев от шампанского,  которое, кстати сказать, никто  кроме неё не пил, продолжала ангельским голоском: