Горе побеждённым

 - Иди-иди. Мы тебя ждём. Поужинай с нами, – предложил Собакин, упорно не замечая язвительного тона своего старшего помощника.

 Сам собой разговор вернулся к пропаже  «Чёрного сердца». Отец Меркурий считал, что это дело рук картёжника.

 - Ищи среди игроков, – наставлял он племянника. – Я в Петербурге знавал немало этой братии. Это люди одержимые. Вот был такой случай…

  Но, послушать историю отца Меркурия не пришлось. В столовой появился посвежевший Канделябров в своём любимом виде – ливрее елизаветинских времён.

 - Ну, слава Богу! Раз лягушатину нацепил – значит, успокоился, – определил Собакин. – Садись к столу, рассказывай,  как прошёл день. Хотя, согласись, ливрея не вяжется с нашим обществом.

 - Кому шуточки, а у кого спина не разгибается, – хмуро буркнул Спиридон и недрогнувшей рукой наложил себе полную тарелку отварной осетрины с хреном. И только, съев половину, перевёл дух и начал рассказ:

 - Определил меня Сокольский в разнорабочие. До обеда ещё так-сяк – работы мало:  ходил, цветы в парке поливал, приглядывался и с прислугой знакомился, а часов с пяти уже вертелся, как белка в колесе. Сначала был на подхвате, а с десяти часов вся прислуга начала залу за залой приводить в порядок: мыть, чистить, расставлять всё по местам. Да, доложу я вам, там деньги даром не платят. Подёнщиков сегодня было только трое и все как один уработались. Ещё хорошо, что лето – гостей мало, а зимой, говорят, до часу, а то и до двух ночи  ломаются. Хотя, летом приходится ещё в парке убирать.

 - Это всё проза жизни, – перебил его Собакин. – Ты про дело говори. Узнал что-нибудь интересное?

 - Кому проза, а  кое у кого спина не разгибается, – опять заладил Канделябров, но продолжал уже о деле: – Господина Поливанова характеризуют, как человека положительного, с большим достатком, разборчивого в еде и окружении. Он пользовался большим авторитетом у картёжников. Про кольцо знали все. Кто его мог взять, догадок у прислуги нет, но все убеждены, что кто-то из господ. В клубе принято друг за другом приглядывать.

 - Следить что ли? – изумился отец Меркурий.

 -  Вроде того. Во-первых, для дополнительного контроля, а во-вторых, из перестраховки: если один не доглядел, другой обязан тотчас исправить оплошность - своего рода взаимовыручка. Это касается не только прислуги, но и старшего персонала. У них там всё так. Клубный устав или как они говорят – Обряд (Собакин хмыкнул), полагает разумным принцип коллективного руководства. К примеру, старшина хоть и отвечает головой за своё направление в работе клуба, но один, без согласия других старшин и членов Попечительского Совета ничего не решает. Опять же эконом, бухгалтер или кассир постоянно на контроле.  Статьи доходов и расходов вносят в отчёты, которые заносят в клубный журнал. Более того,  их  каждый сезон выкладывают в аванзале на всеобщее обозрение. Мы с вами это видели.

 - Ясно, – остановил его Собакин. – Что ещё для нас интересного? Говорил с официантом? Как там его…

 - Иван Матвеев.

 - Он тебя не узнал в новом виде?

 - Нет. Мы с ним разговорились, после того, как я ему помог столовые приборы считать. Официанты их сдают в буфет каждый день по счёту, а Ваня над ними контроль держит и считает уже все приборы вместе. Он так умаялся за день, что всё время сбивался. Время позднее – буфетчик ворчит …

 - Понятно.  Не тяни. Что он тебе поведал?

 - Матвеев  мне подтвердил, что при нём к Поливанову подходил только Островерхов и от двери разговаривал Видякин. Официант отлучался от Поливанова, пока тот ел,  несколько раз. За ножом Матвеев ходил минут десять - пятнадцать. Как он объяснил: буфетчик куда-то отлучился - пришлось его ждать. И за сыром бегал столько же: повар должен был принести другой сыр из кладовой и нарезать. А это значит, что Поливанов был  за столом один минут двадцать – двадцать пять. Всё это время во «фруктовой» никого не было – время позднее.

 -  За столько времени можно Поливанова не только отравить и снять кольцо, но и действительно, как врут на Москве, вынести полуживого, как пьяного, посадить на извозчика и увезти во все четыре стороны! – возмущался Собакин. - Вот их хвалёный надзор за залами и гостями! Что ещё?

 - Теперь о друзьях Поливанова. Наипервейший – полковник Ушинский.  Игрок. У него несколько лет назад трагически погибли жена и дочь. Он после такого несчастья пьёт немеренно, а когда овдовел пил беспробудно. Поливанов с ним носился, как нянька, и к тому же платил его проигрыши. Лакеи говорят, что он и им приплачивал, чтобы они смотрели за полковником, когда он совсем перепивался.  В тот день он играл до утра. Карточник сказал, что тот сидел как приклеенный -  «шла карта». Другой приятель Поливанова помоложе: Лавренёв - светский молодой человек без определённых занятий. В тот день он тоже был в клубе.

 - Как был? Ты не путаешь? – встрепенулся Собакин.

 - Точно был. Но, не играл, как обычно, а  приехал уже вечером и был в компании некоего француза Мозена. Его за собой записывает фон Брюмер, староста, которого мы видели, когда были в клубе в первый раз.