Горе побеждённым

 - Не думаю. Я до некоторых пор сам был человек трезвых взглядов на природу, но тут уж очевидные вещи стали происходить. Слухи были, что Поливанов, пока всё не выплыло наружу,  с полмиллиона отхватил. Такое не утаишь. Ни одной осечки. Каково?

 - Как вы это объясняете?

 - Это кольцо нечистой силы.

 - Шутите?

 - Какой там! Я чертей видел, как вас сейчас, и знаю, на что они способны. Не думайте, у меня нет белой горячки.

 Ипатов тихонько перекрестился.

 - Представьте себе, – продолжал в возбуждении капитан, – что не я один такое видел. Говорят,  кто-то из окружения Пушкина, не помню кто, тоже видел чертей за игрой в карты. Об этом  рассказывал в Английском  друг поэта – Нащокин . Между прочим, наш человек, картёжник.

 - А с вами что случилось?

 - Могу рассказать. Это было два года назад. Да вы устраивайтесь, господа, поудобнее. Хотите – курите. Или вот Кузьма принесёт вам пива или квасу. Не хотите? Тогда слушайте. Вот в этой самой комнате просидел я с друзьями за игрой часов десять. Кстати сказать, с нами был Лавренёв, человек тогда ещё совсем молодой и неопытный, чаще играл мирандолем  – рисковать боялся. Так вот. Была уже ночь, около двенадцати. Выпили мы изрядно. Некоторые уехали. Остались: Лавренёв – огурец зелёный, ротмистр Тохтамышев и мой двоюродный брат Фёдор Флеминг.  Мы здесь и разлеглись по диванам, кто где. Свечи, кроме одной, прогорели. Все дрыхнут. Полумрак. Через какое-то время я очнулся от голосов. Глаза открыл и хоть опять их закрывай. Вот за этим самым столом сидят черти, натурально, как есть с рогами и копытами и режутся в карты. И, как бывает это за игрой, они переговариваются, пересмеиваются,  как у себя дома. Одета эта нечисть, надо сказать, забавно: у одного один только фрачный верх, а внизу, пардон, всё в натуре; другой в полосатых штанах, а наверху одна грязная манишка болтается; третий и вовсе голый, но в галстуке-бабочке и чудовищно грязных манжетах.

 Ипатов опять перекрестился, а Собакин недоверчиво хмыкнул, но штабс-капитана не перебивал.

 - Я лежу, слушаю их разговоры, а пошевелиться не могу – как парализовало! – продолжал Островерхов. -  А чертям и дела нет, что тут рядом живые люди спят. Играли они азартно, друг друга матерно посылали, грозили визави рыло начистить (а у них и вправду,  рыло вроде свинного, только покороче). Но, самое интересное, что играли они на человеческие души. По приказу каждого из игроков, от стены отделялась  человеческая тень, чёрт её манил пальцем и начинал похлопывать по голове. Тогда она сжималась, уменьшалась в размерах и постепенно из облачного привидения становилась человеческой фигурой, только маленькой. Чёрт клал её себе на ладонь, а другой прихлопывал, и она становилась плоской, как на фотографической карточке. Тогда он ею расплачивался или бросал на кон, как мы - деньги. Боже мой, о чём только они не говорили! Хвастались  друг перед другом в таких пакостях, что и в мужской компании рассказать неприлично. Я помню, как один, выставив на кон душу, начал её нахваливать. Дескать, и такая она подлая и сякая, и десятерых стоит. Они  из любопытства взяли и подули на неё. Карточка стала пухнуть, и вокруг неё образовалось светящееся облако. В этом голубоватом свете, как живые картины стали представляться грехи этого человека, все мерзости его земной жизни. Черти сидели и прямо хрюкали от восторга. А там картинки менялись и менялись. Мне было плохо видно (да я от ужаса происходящего и соображал-то плохо), но срамоты насмотрелся на всю жизнь вперёд. Так до утра они и играли. Одному очень везло, и он сгрёб все души себе. А те, кто продулись, стали ругаться, что их за недоимку душ  накажут. А выигравший  и говорит:  «Ладно вам прибедняться, до первых петухов есть время. Возьмите себе хоть бы этих, что здесь дрыхнут, или пошарьте, нет ли, кого поблизости». И пропал, как небывало. А эти двое обернулись к нам. Тут я посчитал, что дни мои сочтены. Не то чтобы испугался, нет, но душа омертвела, и такая смертная тоска подступила, что я понял: это конец. Вдруг откуда не возьмись – крик петуха. И откуда только он взялся, дай Бог ему подольше в суп не попасть! Сроду в нашей округе курей не разводят. Нечистая сила,  когда услыхала кукареканье, сразу стала бледнеть, бледнеть и превращаться в дым. А потом,  как при хорошей печной тяге, тонкой струйкой вылетела прямо вон в ту форточку. Я лежу, а руки-ноги не подвластны. Так лежал и, пардон, плакал от радости, пока мои товарищи не зашевелились. Тут и мне полегчало. Я очнулся и рассказал им, что было ночью, а  они не верят. Говорят, допился до чертей, поздравляем. Так меня заговорили, что я и сам стал сомневаться, уж не сон ли это.  Гости собрались уходить, а перед тем, решили опохмелиться. Сунулись искать в комнате чистые стаканы и нашли на столе предмет. Фёдор спрашивает: «Это что у тебя?» Я посмотрел и ахнул. Галстук-бабочка одного из чертей. Бархатная такая, мятая и грязная. У нас такой ни у кого не было, да и не могло быть.

 - И куда вы её дели? – прошептал Ипатов.