– Да… действительно, зачем?.. Если честно, наверное, затем, чтобы скоротать время. Однако я могу поставить себя на место твоего отца или Гвенды и, если они невиновны, понять, какой ад сейчас переживают эти люди. Понять, что чувствует Гвенда, внезапно оказавшаяся в отдалении от твоего отца. И что это значит: понимать в сердце своем, что она не сможет выйти за человека, которого все равно любит, несмотря ни на что. A потом поставить себя на место твоего отца. Он знает, не может не знать, что женщина, которую он любит, имела возможность совершить убийство, а кроме того, располагала мотивом. Он
– В его возрасте… – начала Мэри.
– Ну да, в его возрасте, в его возрасте… – нетерпеливо бросил Филип. – Неужели ты не понимаешь, что его возраст делает в таком случае ситуацию только хуже? Это последняя любовь в его жизни. Другой, скорее всего, не будет. Она пускает глубокие корни… Но если зайти с другой стороны, – продолжил он, – предположим, что Лео все же выбрался из теней и туманов того узкого, рассчитанного на себя самого мирка, в котором прожил так долго. Предположим, что это он уложил на месте собственную супругу. Бедолаге можно только посочувствовать, не правда ли? Не сказал бы, – добавил Дюрран задумчивым тоном, – что способен даже на мгновение допустить подобную возможность. Однако, не сомневаюсь, у полиции на это хватит воображения. А теперь, Полли, давай выслушаем твою точку зрения. Кто, по-твоему, сделал это?
– Откуда мне знать? – ответила вопросом на вопрос Мэри.
– Ну, положим, знать действительно неоткуда, – проговорил Филип, – однако, если как следует задуматься, ты можешь набрести на очень хорошую идею.
– Говорю тебе, я отказываюсь даже думать на эту тему.
– Интересно, почему… Неужели она и в самом деле настолько неприятна тебе? Или же – быть может – потому, что ты что-то
– Зачем, скажи на милость, Эстер могло потребоваться убить маму?
– Реальной причины вроде бы нет, это так, – задумчиво произнес Филип. – Но ты же знаешь, ты читала о подобных вещах. Возьмем сына или дочку – прекрасно ухоженных, даже избалованных; и вот в один прекрасный день что-то случается. Любящий родитель отказывает в деньгах на билет в кино, в новых туфлях или ботинках или, провожая на свидание с милым другом, говорит, что домой надо вернуться к десяти. Запрет может быть несерьезным, совершенно незначимым, однако он сталкивает с места уже груженную телегу, и подросток, о котором идет речь, переживает бурю негодования… хватает молоток или топор, а может, и кочергу – и дело сделано. Причины объяснить невозможно, однако подобное случается, представляя собой кульминацию давно зреющего под спудом бунта. И этот вариант вполне подходит Эстер. Видишь ли, с ней у нас та беда, что никогда не скажешь, что именно творится в ее очаровательной головке. Конечно, она слаба – и недовольна этим. А твоя мать была человеком, умевшим заставить ее ощутить свою слабость. Да, – проговорил Филип, с некоторым оживлением подаваясь вперед. – Думаю, что мне удалось бы надежно обосновать виновность Эстер.
– Ох, да кончишь ли ты наконец разговаривать на эту тему? – воскликнула Мэри.
– Ну ладно, кончаю, – проговорил Филип. – Одни разговоры меня никуда не приведут. Или же все-таки приведут… В конце концов, нужно установить в уме подробную схему убийства и приложить ее ко всем подозреваемым. И уже пропечатав в воображении то, как должно было совершиться убийство, – только
– В доме тогда, не считая нас обоих, находилось всего четверо человек, – заметила Мэри. – А ты говоришь так, словно их было с полдюжины или больше. Соглашусь с тобой в том, что отец никак не мог это сделать; также нелепо думать, что у Эстер могли найтись причины для поступка подобного рода. Тогда у нас остаются только Кирсти и Гвенда.
– И кого же из них ты предпочтешь выбрать на подобную роль? – спросил Филип с легкой насмешкой в голосе.
– На самом деле я не могу представить себе Кирсти в качестве убийцы. Она всегда была такой терпеливой и выдержанной… Воистину преданной матери. Вполне возможно, что она