— Я еще раз все обдумал, Элизабет, — сказал ее дядюшка, когда они выезжали из города, — и честное слово, по серьезном размышленьи, я более склонен судить манером, сходным с рассужденьями твоей старшей сестры. Мне представляется столь невероятным, будто какой бы то ни было молодой человек замыслит подобное против девушки, отнюдь не лишенной защиты или друзей, да притом живущей в полковничьем доме, что я весьма склонен надеяться на лучшее. Разве мог он ожидать, что не вступятся ее друзья? Разве может он рассчитывать вновь обрести положенье в полку, нанеся полковнику Форстеру такую обиду? Соблазн не отвечает риску.
— Вы правда так думаете? — вскричала Элизабет, на миг воспрянув.
— Ну в самом деле, — сказала г-жа Гарднер, — я начинаю склоняться к мненью твоего дядюшки. Сие чрезмерно серьезное нарушенье пристойности, чести и выгоды — он не может быть в сем повинен. Я не в силах столь дурно думать об Уикэме. Неужели ты, Лиззи, можешь поставить на нем крест и поверить, что он к такому способен?
— Забыть о выгоде — пожалуй, нет. К остальному же, я уверена, он способен вполне. Ах, если б все было так, как вы говорите! Но я не смею надеяться. Если так, отчего не направились они в Шотландию?
— Во-первых, — отвечал г-н Гарднер, — вовсе нет подтверждений тому, что они туда не направились.
— Да, но их смена кареты на наемный экипаж — серьезная улика! И к тому же никаких следов на дороге в Барнет.
— Ну хорошо — допустим, они в Лондоне. Они могут оставаться там хотя бы скрытности ради — более ни для чего. Вряд ли они обильно располагают средствами; вероятно, они решили, что дешевле, хоть и не столь быстро, пожениться в Лондоне, чем в Шотландии.
— Но к чему эти тайны? Отчего бояться обнаруженья? Почему свадьба их должна быть секретной? О нет, нет, сие невероятно. Вы же слышали, что написала Джейн, — его ближайший друг убежден, что Уикэм и не собирался на ней жениться. Он ни за что не женится на женщине без средств — он себе не может сего позволить. А какие такие притязанья у Лидии, какими достоинствами обладает она, помимо юности, здоровья и благодушья, что могут заставить его ради нее отказаться от всякого шанса жениться выгодно? Что же до угрозы позора в полку, каковая может омрачить сей бесчестный побег, тут не мне судить, ибо я не знаю, как сей шаг может подействовать. Однако я боюсь, что прочие ваши возраженья не выдерживают критики. У Лидии нет братьев, что заступились бы за нее; а из поведенья моего отца, из его лени и невниманья к тому, что творится в семье, Уикэм мог заключить, что мой отец в таком положеньи станет делать и думать о ней столь мало, сколь вообще способен отец.
— Ужель ты думаешь, будто Лидия настолько потеряла голову, что согласится жить с ним иначе, нежели в браке?
— Похоже — и сие поражает беспредельно, — со слезами на глазах отвечала Элизабет, — ее благопристойность и добродетель в такую минуту понуждают к сомненьям. Но честное слово, я не знаю, что сказать. Быть может, я несправедлива к ней. Но она очень юна, ее никогда не учили размышлять о серьезном, и последние полгода — да нет, какое там, последний год — она посвящала себя лишь забавам и тщеславью. Ей дозволялось распоряжаться временем наиболее праздным и фривольным манером и перенимать любые мненья, какие только ей попадались. С тех пор, как ***ширский полк расквартировался в Меритоне, голова ее была пуста, за вычетом любви, кокетства и офицеров. Она только о том и думала, только о том и болтала и посему всеми силами — как мне выразиться? — обостряла свои чувства, кои бурлят по самой природе своей. А мы знаем, что Уикэм обладает всем очарованьем наружности и обращенья, кое потребно, дабы заворожить женщину.
— Однако Джейн, — заметила ее тетушка, — не столь дурно думает об Уикэме и не верит, будто он на такое способен.
— О ком Джейн хоть когда-нибудь думала дурно? И кого, как бы ни поступали они в прошлом, она полагала способным на такое, пока жизнь не доказывала обратного? Но Джейн, как и я, прекрасно знает натуру Уикэма. Обе мы знаем, что он во всех смыслах распущен. Что он лишен и честности, и чести. Что он фальшив и лжив, а равно льстив.
— А ты достоверно все сие знаешь? — вскричала г-жа Гарднер, чье любопытство было разбужено столь обширными сведеньями.
— Знаю, — отвечала Элизабет, краснея. — На днях я рассказывала, сколь бесчестно поступил он с господином Дарси, а в Лонгборне вы слышали сами, как отзывался Уикэм о человеке, явившем ему такую терпимость и щедрость. И есть другие обстоятельства, кои я не вольна… кои не стоит описывать, однако лжи его обо всем семействе из Пемберли не видно конца. Помня, что говорил он о юной госпоже Дарси, я готовилась увидеть гордую, холодную, неприятную девицу. Однако же он и сам знал, что сие неправда. Наверняка знал, что она милая и скромная, какой мы ее и узрели.
— Но неужели всего этого не знает Лидия? Неужели ей неизвестно то, что, по видимости, так глубоко постигаете вы с Джейн?