Он охотно заверил ее, что ничего не скажет, — вновь выразил печаль относительно ее несчастия, пожелал ему исхода счастливее, нежели имеются резоны надеяться ныне, и, передав привет ее родственникам, на прощанье лишь единожды устремив на нее серьезный взор, вышел вон.
Когда он уходил, Элизабет сознавала, сколь невероятна их будущая встреча, исполненная той же сердечности, что осеняла их беседы в Дербишире; и, охватив взором все их знакомство, столь полнившееся противоречьями и перепадами, вздохнула над капризами чувств, кои ныне продлили бы его, а прежде возрадовались завершенью.
Если благодарность и уважение — достойные основы для привязанности, перемена чувств Элизабет не помстится невероятной или же безосновательной. Но если нет, если расположенье, кое порождаемо сими источниками, неразумно и неестественно в сравненьи с тем, о чем столь часто утверждают, будто оно появляется при первой беседе с предметом чувства и даже прежде, нежели сказана пара слов, — тогда оправдать Элизабет нечем; вот разве что она уже несколько вкусила последней методы в неравнодушьи своем к Уикэму, и неудача, вероятно, понудила ее алкать другой, менее занимательной формы привязанности. Так или иначе, она наблюдала его отбытье с сожаленьем и, зря первый пример того, что́ может породить дурная репутация Лидии, лишь сильнее мучилась, раздумывая о горьком сем деле. Прочтя второе письмо Джейн, ни на миг не понадеялась она, будто Уикэм намерен жениться на Лидии. Одна только Джейн могла утешать себя подобными ожиданьями. К удивленью Элизабет склонялась менее всего. Пока содержанье первого письма было свежо в памяти, удивленью сему не было пределов — удивленью, что Уикэм женится на девушке, за коей не получит денег; как Лидия умудрилась привязать его к себе, Элизабет не постигала. Но теперь все объяснимо. Для связи подобного рода чары Лидии, пожалуй, сойдут; и хотя она вряд ли умышленно бежала, не намереваясь выйти замуж, Элизабет верила без труда, что ни добродетель, ни ум не спасут сестру от участи легкой жертвы.
Пока ***ширский полк квартировал в Хартфордшире, Элизабет не замечала, чтобы Лидия питала склонность к Уикэму, однако убеждена была, что той достаточно поощренья, дабы к кому-нибудь прилепиться. Любимцами ее бывали то один офицер, то другой, едва ухаживанья поднимали их в ее глазах. Ее привязанности беспрестанно блуждали, но никогда не лишались предмета вовсе. Зло небреженья и ложное потаканье такой девчонке! О, как остро Элизабет переживала сие ныне.
Ей не терпелось домой — услышать, увидеть, очутиться на месте, разделить с Джейн заботы, что наверняка обрушились на нее одну посреди семейного сумбура: отца нет, мать пальцем не шевельнет и требует беспрестанной опеки; Элизабет почти уверилась, что помочь Лидии нечем, однако вмешательство дядюшки представлялось крайне важным, и пока он не вступил в комнату, Элизабет отчаянно терзало нетерпенье. Г-н и г-жа Гарднер в тревоге поспешили назад, из рассказа слуги заключив, что племянница внезапно заболела, — но, тотчас успокоив их на сей счет, та торопливо сообщила причину, коя вернула их с прогулки, вслух зачитав оба письма и с дрожью в голосе подчеркнув постскриптум второго. Лидия никогда не пользовалась особой любовью четы Гарднер, однако они, разумеется, были глубоко потрясены. Не только Лидии — сие касалось всех, и после первых вскриков удивленья и ужаса г-н Гарднер обещал всякую помощь, коя только в его силах. Элизабет, хоть и не ожидавшая меньшего, поблагодарила его с благодарными слезами, и, взбодренные своим единодушьем, они стремительно уладили все, относящееся до их поездки. Они отбывают возможно скорее.
— Но как же Пемберли? — вскричала г-жа Гарднер. — Джон сказал, когда ты послала за нами, здесь был господин Дарси, да?
— Да, и я сказала ему, что мы не сможем прийти.
— Здесь все улажено, — повторила тетушка, едва Элизабет умчалась к себе собираться. — И они в таких отношеньях, что она раскрывает ему истинную причину! Ох, хотела бы я знать правду!
Но пожеланья сии были тщетны или в лучшем случае разве что позабавили бы г-жу Гарднер в спешке и сумятице следующего часа. Если б Элизабет могла дозволить себе праздность, она не усомнилась бы, что в столь угнетенном состояньи всякое занятье решительно невозможно, однако ей перепала доля дел, как и тетушке, и среди прочего — написать записки друзьям в Лэмбтоне и ложными причинами объяснить внезапный отъезд. Через час, однако, все было готово, и поскольку г-н Гарднер расплатился тем временем на постоялом дворе, оставалось только уехать; после всех утренних горестей Элизабет скорее, нежели предполагала, очутилась в экипаже, кой мчал их в Лонгборн.
Глава V