Гонщик

Когда на мне остались только носки, Рыцарь сдернул свои камуфляжные штаны и притянул меня к себе. Искры, вылетающие из нас при соприкосновении нашей плоти, ослепляли. Обжигали. Там, где его член прижался ко мне, вспыхнуло пламя, распространившееся по всему телу, наши груди вздымались в унисон. Пальцы Рыцаря, вцепившись в мои бедра, двигали мое тело вверх-вниз вдоль него. Я снова схватилась за его пушистую голову, которую любила трогать больше всего на свете, и задышала в его рот.

Темп нарастал. Рыцарь прервал наш поцелуй и прикусил мочку моего уха.

– Я что, вымажу член в сперме этого дерьма? – прошипел он сквозь сжатые зубы.

– Иди на хер, – огрызнулась я прежде, чем мой мозг успел проконтролировать рот.

– На хер? – вырвался из его груди громовой смех. – Я – на хер? Да ты хоть понимаешь, чего мне стоит хотя бы подумать, что тебя касается кто-то другой?

– Да! – заорала я. – Потому что это, на хер, именно то, что я чувствовала, видя тебя с Энджел Альварез перед твоим отъездом! – Меня затрясло при одной мысли об этом. – Она открывала дверь, когда я искала тебя. Она преследовала меня в школе, говоря всякую дрянь, что ты никогда не любил меня. Она со своими крысами-подружками даже говорила, что, может, беременна от тебя! А ты смотрел на это и не мешал ей, потому что думал, что это поможет мне «жить дальше». – Я сделала перед собой в воздухе знак кавычек. – Так что не смей, на хер, осуждать меня, когда я пытаюсь жить дальше, ведь ты только и делал, что три месяца отталкивал меня!

Трясущимися руками я ударила его в грудь, но это вовсе не умерило моей ярости. Я била его твердое тело и плечи ладонями, но от этих шлепков моя боль не утихала. А Рыцарь принимал ее, глядя, словно лазером, как я колочусь о его плоть.

– Иди на хер! – снова заорала я, поднимая руку, чтобы ударить его по лицу.

Рыцарь поймал мою руку в воздухе и, сжав костлявое запястье, не моргая, подвел его к моему лицу.

– Ты не ответила на мой вопрос, – сказал он. Его голос был на удивление спокоен.

– Ответила! Я понимаю, чего это стоит!

– На другой вопрос, – сказал Рыцарь, наклонив голову набок.

Я запыхтела, безнадежно пытаясь вырвать у него свою руку.

– Нет, ты не вымажешь свой член, если ты об этом. Козел чертов.

– Нет? – переспросил Рыцарь, приподняв бровь и изучающе глядя на меня.

– Нет, черт возьми! – заорала я, выдирая руку.

Это не было ложью. Это не было и правдой, но, если Рыцарю нужна была вся правда, ему надо было задавать другой вопрос. Он услышал то, что хотел услышать, и прежде, чем я успела сделать следующий вдох, мы слились воедино.

По моим венам пронесся электрический разряд, как будто Рыцарь был вилкой, а я – розеткой. Он осветил меня изнутри, возвращая все чувства, про которые я думала, что они остались во тьме навсегда. Оживляя те ощущения наслаждения-боли, которые я надеялась больше никогда не испытывать.

Я скакала на его теле, знакомом мне, как свое, а он кусал и сосал мою шею. Когда я видела его в последний раз, мы трахались на прощание в его грузовике на этой же самой парковке. Теперь мы снова трахались на прощание, «Прости», «Я скучаю», «Я люблю тебя», «Не оставляй меня». Рыцарь использовал секс как способ донести до меня все слова и чувства, которые не умел выразить другим путем. Это не было радостно. Это было и больно, и целительно одновременно.

Мои руки – на его пушистой башке, его – стискивают мою шею и костлявое бедро, мы дышим одним воздухом, бьемся в одном ритме и молимся одной вселенной, чтобы это никогда не кончалось. Но боги не слушают нас, а может, нас предают наши же тела. В любом случае конец этому настал. В электрическом взрыве зубов, ногтей, кровоточащей кожи и порванных сосудов.

Мы долго молчали, прижавшись друг к другу. Так долго, что наше дыхание выровнялось, а сердцебиение, как всегда, успело синхронизироваться. Так долго, что мой мозг снова включился. Так долго, что я смогла сообразить, что всего сутки назад я трахалась с другим мужиком на переднем сиденье.

Мой пустой желудок заурчал.

Рыцарь все еще сжимал сзади мою шею, но теперь он слегка массировал ее, рисуя медленные круги своими твердыми пальцами.

В конце концов он заговорил. Целуя меня в макушку, он спросил:

– Когда тебе надо быть дома?

От этого простого вопроса у меня защипало в глазах и сдавило грудь. Рыцарь, может, и был психопатом с припадками ярости, но он, без сомнения, заботился обо мне. Он думал обо мне прежде, чем о себе. Даже причиняя мне боль, он действительно пытался любить меня.

– В одиннадцать, – прошептала я, выталкивая слова сквозь комок в горле.

Отпустив мое бедро, Рыцарь взглянул на свое запястье. У него были простые часы на темно-зеленом ремешке из парашютной стропы. Раньше он никогда не носил часов.

– Десять пятнадцать, – сказал он, прижимая меня к себе и кладя голову мне на макушку. – У нас еще полчаса.