Голубой горизонт

День тянулся и тянулся; поднявшееся солнце заливало все жаром, и наконец Ле Ричу стало казаться, что он заперт в хлебной печи: он дышал с трудом, жажда стала жесточайшей пыткой.

А стервятник все так же сидел, словно резная горгулья на крыше собора, и наблюдал за человеком. Ле Рич ощущал, как на него наваливается тьма. И птица, должно быть, тоже это ощутила, потому что внезапно раскинула крылья, словно черный шатер. Гортанно вскрикнув, стервятник заковылял к человеку, подпрыгивая на выпущенных когтях. Его изогнутый клюв широко раскрылся. Ле Рич взвыл, схватил лежавшую на его коленях палку и ткнул в птицу. Он попал по голой шее, и силы его удара хватило на то, чтобы птица потеряла равновесие. Но она вернула его с помощью крыльев и снова отпрыгнула назад.

Сложив опять крылья, стервятник вернулся к мрачной вахте.

Именно неистощимое терпение стервятника окончательно лишило Ле Рича здравомыслия. Он осыпал птицу проклятиями, с трудом шевеля потрескавшимися от жажды и солнечного жара губами, пока кровь из трещин не полилась ему на подбородок. А стервятник даже не шевелился, только изредка моргал блестящими глазами.

В приступе безумия Ле Рич швырнул в голову птицы палку, свое последнее оружие. Стервятник взмахнул крыльями и хрипло каркнул, когда палка скользнула по его жестким, как латы, перьям. А потом снова застыл в ожидании.

Солнце добралось до зенита; Ле Рич бредил и кричал, взывая к Богу и к дьяволу, проклиная терпеливую птицу. Он набирал в горсти пыль и песок и швырял в стервятника, пока не обломал ногти до крови. Он обсасывал кровоточащие пальцы, чтобы отыскать каплю влаги и приглушить жажду, но на его распухший язык налипла пыль.

Ле Рич подумал о ручье, который они переходили на пути сюда; чтобы добраться до ручья, ему пришлось бы одолеть не меньше полумили. Картина холодной журчащей воды лишь усилила его безумие. Ле Рич покинул сомнительное укрытие под деревом и медленно пополз по каменистой тропе в сторону воды. Ноги волочились за ним, раны открылись и снова начали кровоточить. Стервятник почуял кровь, хрипло крикнул и заковылял вслед за человеком. Ле Рич одолел меньше сотни шагов и сказал себе: «Отдохну немного». Он опустил голову на руки и погрузился в дрему.

Его разбудила боль. Как будто с дюжину острых копий вдруг вонзились в его спину.

Стервятник уселся на него, глубоко погрузив в тело острые изогнутые когти. Хлопая крыльями, чтобы поддержать равновесие, он опустил голову и клювом разорвал рубашку. А потом вырвал кусок плоти.

Ле Рич истерически закричал и перевернулся, надеясь придавить птицу своим весом, но стервятник резко взмахнул крыльями и отлетел немного в сторону.

Хотя перед глазами Ле Рича все расплывалось, он видел, как мерзкое существо проглотило кусок его тела, вытянув шею. А потом стервятник опять уставился на человека.

Ле Рич понимал, что птица ждет, когда он снова потеряет сознание. Он сел и попытался не терять бдительности, напевая, крича на падальщика и хлопая в ладоши, но постепенно слова превратились в бессвязное бормотание, руки упали, а глаза закрылись.

На этот раз, очнувшись, он просто не смог поверить в силу боли, навалившейся на него. Крылья хлопали у самой его головы, и как будто стальной крюк вонзился в его глаз, чтобы вытащить наружу мозги.

Ле Рич с трудом перевернулся — на крик у него уже не осталось сил. Он попробовал открыть глаза, но оказался слеп, лишь ощущал потоки горячей крови на своем лице, которые заливали уцелевший глаз, рот и ноздри, так что он буквально тонул в крови.

Ле Рич поднял обе руки и вцепился в голую шею птицы; лишь теперь он понял, что стервятник погрузил клюв глубоко в его глаз. И вытащил глазное яблоко.

«Они всегда начинают с глаз», — подумал Ле Рич в последнем смирении, сменившем желание сопротивляться.

Ослепленный и уже слишком слабый, чтобы поднять руки, он просто слышал, что птица где-то рядом, жадно глотает его глаз. Он попытался увидеть ее вторым глазом, но его лицо заливала кровь, слишком обильная, чтобы сморгнуть. А потом хлопанье тяжелых крыльев снова приблизилось к его голове. Последним, что почувствовал Ле Рич, был острый клюв, вонзившийся в его второй глаз.

Оудеман ехал сразу за Ксиа, держа бушмена на длинной веревке, как охотничьего пса на поводке. Все прекрасно понимали, что, если Ксиа их бросит — возможно, ускользнет ночью, — никто из них, скорее всего, не сумеет найти дорогу в этих диких местах и вернуться в далекую колонию. А после того, что проделал с бушменом Коотс, такая вероятность стала более чем реальной, так что охотники по очереди сторожили своего проводника, держа его на привязи день и ночь.

Они пересекли еще через один чистый ручей и свернули к проходу между двумя высокими каменными утесами. Перед ними открылась невероятная картина. Чувства охотников уже притупились в неизменном величии этих гор, но теперь они придержали лошадей и застыли в изумлении.