Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница

Если бы он только знал мои мысли — наверное, взорвался бы. Поэтому я просто спрашиваю:

— Итак, нам осталось несколько дней. Чем займемся?

— Я хочу одного, — произносит Пит. — Как можно больше времени провести с тобой.

— Тогда заходи!

Я увлекаю его в свою комнату. Какая необыкновенная роскошь — снова спать вместе. Я и не подозревала, как сильно изголодалась по человеческой ласке. По этому ощущению близости посреди темноты. Зачем, ну зачем нужно было запираться в прошлые ночи? Окутанная теплом, я погружаюсь в сон, а когда открываю глаза, за окнами уже светлый день.

— Ни одного кошмара, — говорит Пит.

— Ни одного, — подтверждаю я. — А у тебя?

— Тоже. Я и забыл, что это такое — спать по ночам.

Мы продолжаем лежать и не спешим навстречу новому дню. Завтра вечером — телеинтервью, так что сегодня нам предстоит выслушать уйму наставлений. «Каблук повыше, ухмылки — посаркастичнее», — думается мне. Но тут появляется рыжеволосая безгласая девушка и приносит записку от Эффи. Дескать, если судить по туру победителей, мы вполне справимся без ее с Хеймитчем напутствий. В общем, назначенная на сегодня встреча отменяется.

— Серьезно? — Пит отбирает записку и перечитывает собственными глазами. — Понимаешь, что это значит? Мы целый день можем делать все, что душе угодно.

— Жаль, никуда нельзя пойти, — говорю я с тоской.

— Кто сказал, никуда? — возражает он.

Крыша. Заказав побольше еды, мы берем с собой теплые одеяла и отправляемся на пикник. Пикник с утра до вечера, в цветочном саду, среди звенящих на ветру музыкальных подвесок. Мы едим, загораем на солнышке. Сорвав несколько виноградных лоз, я вспоминаю недавно полученные навыки и вяжу сети. Пит рисует меня. Потом мы придумываем игру: один запускает яблоко в силовое поле вокруг нашей крыши, а другой — ловит.

Никто нас не беспокоит. Смеркается. Я лежу, положив голову на колени своему напарнику, и лениво плету венки, а он перебирает мои волосы, притворяясь, будто повторяет какой-то узел. И вдруг его пальцы замирают.

— В чем дело? — интересуюсь я.

— Вот бы растянуть этот день навечно — так, чтобы никогда не кончался.

Обычно подобные замечания с его стороны, намеки на неувядающую любовь и все в этом роде, рождают во мне чувство вины. Но сейчас мне так тепло и спокойно, так не хочется волноваться о будущем, что я позволяю словечку «да» слететь с языка.

— Разрешаешь? — По голосу слышно: он улыбается.

— Разрешаю.

Его ловкие руки вновь принимаются перебирать мои волосы, и меня начинает клонить ко сну. Но когда над капитолийским горизонтом разгорается оранжево-желтое зарево, я просыпаюсь от осторожного прикосновения.

— Я подумал, тебе захочется на это взглянуть, — извиняется Пит.

— Спасибо, — выдыхаю я.

Сколько еще в моей жизни будет закатов? Можно по пальцам пересчитать. Каждый из них — событие, которое лучше не пропускать.

К ужину мы не спускаемся, и никого за нами не присылают.

— Я даже рад, — произносит Пит. — Устал видеть вокруг несчастные лица. Все то и дело плачут. А Хеймитч…

Можно не продолжать, и так все ясно.

Мы остаемся на крыше до самой ночи, а потом незаметно прокрадываемся ко мне, так никого и не повстречав.

Наутро меня будит команда подготовки. Увидев нас, мирно спящих в обнимку, Октавия не выдерживает и немедленно ударяется в слезы.

— Помни, что сказал Цинна, — жестко бросает Вения.

Она кивает и, всхлипывая, выходит из комнаты.

Пита ждет собственная команда подготовки, так что я остаюсь в компании Флавия с Венией. Их обычная болтовня сегодня не клеится. Звучат разве что дежурные рабочие фразы или просьбы ко мне — поднять подбородок. Близится время обеда, когда что-то капает на плечо. Поднимаю глаза: оказывается, Флавий стрижет мои волосы, втихомолку заливаясь слезами. Вения пристально смотрит на него. Парикмахер бережно кладет на стол ножницы и тоже выходит.

И вот уже нас всего двое. Вения держится очень прямо и так бледна, что ее татушки готовы осыпаться с кожи. Проворные пальцы работают за троих: завершают прическу, раскраску и маникюр. Все это время она избегает моего взгляда. И лишь с появлением Цинны, на прощание, берет меня за руки, смотрит прямо в глаза и говорит:

— Наша команда хочет, чтобы ты знала: мы почитали за… честь помогать тебе выглядеть на все сто.

Вот так. Мои глупенькие, пустые, привязчивые любимцы-зверушки, помешанные на перьях и вечеринках, почти разбивают мне сердце своим последним «прости». Судя по этим словам, всем ясно, что я уже не вернусь. «Интересно, хоть кто-нибудь этого не знает?» — проносится у меня в голове. Смотрю на Цинну. Уж он-то все понимает. Но держит слово: по крайней мере, с его стороны можно не опасаться слез.

— Ладно, что я сегодня надену?