Если бы он только знал мои мысли — наверное, взорвался бы. Поэтому я просто спрашиваю:
— Итак, нам осталось несколько дней. Чем займемся?
— Я хочу одного, — произносит Пит. — Как можно больше времени провести с тобой.
— Тогда заходи!
Я увлекаю его в свою комнату. Какая необыкновенная роскошь — снова спать вместе. Я и не подозревала, как сильно изголодалась по человеческой ласке. По этому ощущению близости посреди темноты. Зачем, ну зачем нужно было запираться в прошлые ночи? Окутанная теплом, я погружаюсь в сон, а когда открываю глаза, за окнами уже светлый день.
— Ни одного кошмара, — говорит Пит.
— Ни одного, — подтверждаю я. — А у тебя?
— Тоже. Я и забыл, что это такое — спать по ночам.
Мы продолжаем лежать и не спешим навстречу новому дню. Завтра вечером — телеинтервью, так что сегодня нам предстоит выслушать уйму наставлений. «Каблук повыше, ухмылки — посаркастичнее», — думается мне. Но тут появляется рыжеволосая безгласая девушка и приносит записку от Эффи. Дескать, если судить по туру победителей, мы вполне справимся без ее с Хеймитчем напутствий. В общем, назначенная на сегодня встреча отменяется.
— Серьезно? — Пит отбирает записку и перечитывает собственными глазами. — Понимаешь, что это значит? Мы целый день можем делать все, что душе угодно.
— Жаль, никуда нельзя пойти, — говорю я с тоской.
— Кто сказал, никуда? — возражает он.
Крыша. Заказав побольше еды, мы берем с собой теплые одеяла и отправляемся на пикник. Пикник с утра до вечера, в цветочном саду, среди звенящих на ветру музыкальных подвесок. Мы едим, загораем на солнышке. Сорвав несколько виноградных лоз, я вспоминаю недавно полученные навыки и вяжу сети. Пит рисует меня. Потом мы придумываем игру: один запускает яблоко в силовое поле вокруг нашей крыши, а другой — ловит.
Никто нас не беспокоит. Смеркается. Я лежу, положив голову на колени своему напарнику, и лениво плету венки, а он перебирает мои волосы, притворяясь, будто повторяет какой-то узел. И вдруг его пальцы замирают.
— В чем дело? — интересуюсь я.
— Вот бы растянуть этот день навечно — так, чтобы никогда не кончался.
Обычно подобные замечания с его стороны, намеки на неувядающую любовь и все в этом роде, рождают во мне чувство вины. Но сейчас мне так тепло и спокойно, так не хочется волноваться о будущем, что я позволяю словечку «да» слететь с языка.
— Разрешаешь? — По голосу слышно: он улыбается.
— Разрешаю.
Его ловкие руки вновь принимаются перебирать мои волосы, и меня начинает клонить ко сну. Но когда над капитолийским горизонтом разгорается оранжево-желтое зарево, я просыпаюсь от осторожного прикосновения.
— Я подумал, тебе захочется на это взглянуть, — извиняется Пит.
— Спасибо, — выдыхаю я.
Сколько еще в моей жизни будет закатов? Можно по пальцам пересчитать. Каждый из них — событие, которое лучше не пропускать.
К ужину мы не спускаемся, и никого за нами не присылают.
— Я даже рад, — произносит Пит. — Устал видеть вокруг несчастные лица. Все то и дело плачут. А Хеймитч…
Можно не продолжать, и так все ясно.
Мы остаемся на крыше до самой ночи, а потом незаметно прокрадываемся ко мне, так никого и не повстречав.
Наутро меня будит команда подготовки. Увидев нас, мирно спящих в обнимку, Октавия не выдерживает и немедленно ударяется в слезы.
— Помни, что сказал Цинна, — жестко бросает Вения.
Она кивает и, всхлипывая, выходит из комнаты.
Пита ждет собственная команда подготовки, так что я остаюсь в компании Флавия с Венией. Их обычная болтовня сегодня не клеится. Звучат разве что дежурные рабочие фразы или просьбы ко мне — поднять подбородок. Близится время обеда, когда что-то капает на плечо. Поднимаю глаза: оказывается, Флавий стрижет мои волосы, втихомолку заливаясь слезами. Вения пристально смотрит на него. Парикмахер бережно кладет на стол ножницы и тоже выходит.
И вот уже нас всего двое. Вения держится очень прямо и так бледна, что ее татушки готовы осыпаться с кожи. Проворные пальцы работают за троих: завершают прическу, раскраску и маникюр. Все это время она избегает моего взгляда. И лишь с появлением Цинны, на прощание, берет меня за руки, смотрит прямо в глаза и говорит:
— Наша команда хочет, чтобы ты знала: мы почитали за… честь помогать тебе выглядеть на все сто.
Вот так. Мои глупенькие, пустые, привязчивые любимцы-зверушки, помешанные на перьях и вечеринках, почти разбивают мне сердце своим последним «прости». Судя по этим словам, всем ясно, что я уже не вернусь. «Интересно, хоть кто-нибудь этого не знает?» — проносится у меня в голове. Смотрю на Цинну. Уж он-то все понимает. Но держит слово: по крайней мере, с его стороны можно не опасаться слез.
— Ладно, что я сегодня надену?