Голод (пер. Химона)

Спустившись съ дворцоваго холма, я догналъ двухъ дамъ. Проходя мимо нихъ, я задлъ одну рукавомъ; я поднялъ голову. У нея было полное, немного блдное лицо. Вдругъ она краснетъ и длается своеобразно красивой; я не знаю, почему, — можетъ-быть, она услышала какое-нибудь слово отъ прохожаго, можетъ-быть, у нея мелькнула какая-нибудь скрытая мысль. А можетъ-быть, это оттого, что я коснулся ея руки. Ея высокая грудь поднимается и опускается нсколько разъ, а рука судорожно сжимаетъ зонтикъ, что съ ней?

Я остановился и пропустилъ ее впередъ. Въ эту минуту я не могъ дальше итти, все мн казалось такимъ страннымъ. Я былъ въ раздражительномъ настроеніи духа, я злился на самого себя за всю эту исторію съ карандашомъ, и, кром того, я былъ въ высшей степени возбужденъ всей этой дой, которую я принялъ на пустой желудокъ. Но вдругъ мои мысли внезапно принимаютъ самое неожиданное направленіе подъ вліяніемъ какого-то каприза. Вдругъ мн захотлось напугать эту даму, преслдовать ее и надодать ей. Я опять догоняю ее, прохожу мимо, неожиданно оборачиваюсь и стою лицомъ къ лицу съ ней, чтобы разглядть ее. Я стою и смотрю ей въ глаза и вдругъ выдумываю имя, котораго я никогда раньше не слыхалъ, нервное, протяжное слово: «Илаяли»! Когда она уже совсмъ близко, я наклоняюсь и говорю ей съ настойчивостью.

— Вы теряете вашу книгу, фрёкэнъ.

Я слышалъ, какъ сердце ея билось при этихъ словахъ.

— Мою книгу? — спрашиваетъ она свою спутницу и продолжаетъ итти дальше.

Моя злость росла, и я продолжалъ преслдовать дамъ. Въ эту минуту мн было совершенно ясно что это сумасшедшая выходка съ моей стороны, но я не могъ остановиться; мое смущеніе прошло, и я прислушивался къ своимъ безразсуднымъ мыслямъ. Напрасно я повторялъ себ, что мое поведеніе безразсудно; я строилъ глупйшія гримасы за спиной дамъ, кашлялъ какъ сумасшедшій, проходя мимо нихъ. Медленно идя въ нсколькихъ шагахъ впереди нихъ, я чувствую ихъ взглядъ на своей спин и я какъ-то невольно сгибаюсь отъ стыда за свою неслыханную наглость. Постепенно у меня является ощущеніе, что я гд-то далеко, въ другомъ мст; у меня было неясное чувство, что это вовсе не я иду, согнувшись здсь, по тротуару.

Нсколько минутъ спустя дама дошла до книжной торговли Пашасъ; я останавливаюсь у перваго окна, а когда она проходитъ мимо, я опять захожу впередъ и говорю:

— Вы теряете вашу книгу, фрёкенъ.

— Да нтъ же, о какой книг онъ говоритъ? — спрашиваетъ она съ испугомъ. — Понимаешь ли ты, о какой книг онъ говоритъ?

И она останавливается. Я наслаждаюсь ея смущеніемъ, безпомощность ея взгляда приводитъ меня въ восторгъ. Она никакъ не можетъ понять моего настойчиваго возгласа. У нея не было никакой книги, ни одного листочка, и тмъ не мене она роется въ своихъ карманахъ, оглядываетъ свои руки, поворачиваетъ голову, смотритъ назадъ на тротуаръ и напрягаетъ свой маленькій нжный мозгъ, чтобы понять, о какой же я книг въ конц-концовъ говорю. Она мняется въ лиц, я слышу ея дыханіе; даже пуговицы ея платья уставились на меня, какъ рядъ испуганныхъ глазъ.

— Не обращай на него вниманія, — говоритъ ея спутница и уводитъ ее. — Вдь онъ пьянъ; разв ты не видишь, что этотъ человкъ пьянъ?!

Хотя я и былъ какъ-то чуждъ самому себ и находится во власти странныхъ и неизъяснимыхъ вліяній, тмъ не мене я прекрасно подмчалъ все происходившее вокругъ меня. Большая рыжая собака перебжала улицу и побжала внизъ къ Тиволи; на ней былъ узенькій серебряный ошейникъ. Туда дальше на улиц открылось окно во второмъ этаж; двушка высунулась и начала мыть снаружи окно. Ничего не избгло моего вниманія, все было ясно, я былъ въ полномъ сознаніи. Все проходило мимо меня съ такой отчетливостью, будто вокругъ меня былъ разлитъ яркій свтъ. У обихъ дамъ было по голубому перу на шляпахъ и шотландскіе шарфы на шеяхъ. Я принималъ ихъ за сестеръ.

Он повернули и остановились передъ музыкальнымъ магазиномъ Эйслера и разговаривали другъ съ другомъ. Я тоже остановился. Затмъ он пошли назадъ по тому же самому пути, которымъ он шли раньше, прошли мимо меня и направились прямо къ площади св. Олафа. Я шелъ все время за ними по пятамъ. Одинъ разъ он обернулись и бросили мн полуиспуганный, полулюбопытный взглядъ; на лиц ихъ не было гнва, он не хмурили бровей. Это терпніе къ моимъ выходкамъ пристыдило меня, и я опустилъ глаза. Я не буду больше надодать имъ, я съ благодарностью буду слдить за ними глазами, пока он куда-нибудь не исчезнутъ.