Голод. Одержимые

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍А Макар бы рычал, толкаясь все быстрее, закинув мои ноги себе на плечи, и говорил, какая я ох*енная…

Прикусываю губу, глажу еще плоский животик и долго смотрю, как луч солнца ползет по потолку, глотаю слезы и мечтаю, мечтаю, мечтаю. Повернуть время вспять. Подумать, прежде чем делиться своей радостью.

Может быть, это я виновата? Надо было как-то иначе. Подождать. Сразу предъявить тест на отцовство, чтобы у него не оставалось и тени сомнения.

Но меня поражает сам факт его настойчивости, это, откровенно, напрягает.

И этот его тест…

Там наверняка напортачили лаборанты. У них там такой завал, что всякое бывает. И вообще, зачем делать его именно сейчас, да и каждый год, если уверен в бесплодии. Это ведь не стандартный анализ крови.

В голове крутится листиком на ветру какая-то мысль, и я пытаюсь за нее ухватиться. Поймать.

Все так сложилось. Не хорошо. Не вовремя. Моя импульсивность, этот анализ, и та неделя, из-за которой Макар не верит.

В остальное время он меня почти не выпускал из виду, а в ту неделю следил Данил.

И вчера Данил меня искал, ему было поручено. Ему все поручено. И он, конечно, знает, что Макар бесплоден. Тогда понятно, почему об этом знает Паша. Иначе, как ему узнать. Только вот зачем любовникам обсуждать бесплодие босса?

Голова болела нещадно, мысль продолжала крутиться, но резкий окрик из гостиной подчистую вымел возможность додумать ответ на загадку.

Судя по тону, Давид не собирался меня долго ждать.

Я, не заглядывая в просторную ванную, сразу отправляюсь в гостиную, перед этим быстро натянув кофту и шорты.

Давид Грановски. Великолепный образец мужчины старой закалки Англии девятнадцатого века. Всегда с иголочки, всегда причесан и строг, а самое главное, никогда не повышает голос. Ему не требуется. Грановски владелец огромной компании, может и взглядом потребовать все, что ему нужно. И сейчас этот абсолютно скучный педант, в почему-то потрёпанном костюме, мечет не хуже любого Зевса глазами молнии.

Мне в лицо падает фотография. Ловлю на лету и смотрю на то, как мы с Макаром целуемся на балконе. Голые.

— Что это? — задаю глупый вопрос и впервые, наверное, слышу окрик дяди.

— Это я хочу тебя спросить. Что это?! Ты и Черкашин? О чем ты думала?! Где вы, вообще, умудрились познакомиться.

— В клубе, — не вру я, но и всей правды не скажу.

— В его клубе?! — гремит он как гром, а я уплываю, хочу вернуться в те моменты. Когда не было страха, не было обиды, не было ненависти. Туда, где была обжигающая сердце любовь, сумасшедшая страсть.

И Давид что-то кричит, пытается мне объяснить, кто такой Макар. Что он американский шпион, засланный в РФ, чтобы с помощью шантажа выуживать тайны политиков.

— Но ведь эти политики сами приходят предаваться разврату, — замечаю я резонно. — Никто их в этот клуб не тянет насильно.

— Ты понимаешь, что он занимается шантажом?! Это преступление. Я так понимаю, с помощью тебя, он хотел меня шантажировать.

— Что? — ошеломленно моргаю. — Нет! Он даже не знал, что я твоя племянница.

— Все равно он зажрался. Шлюх ему мало… — достает он телефон, и я знаю, что при связях дяди, Макара могут просто депортировать. Или посадить.

Да, ненавижу, да, дико зла, но потерять шанс увидеть, как Макар ползает у меня в ногах не могу. Не хочу его терять. Не так. Не снова.

Слезами и мольбами уговариваю дядю никуда не звонить, но он тут же говорит о поездке в Париж.

И я ехать тоже никуда не хочу, но понимаю, что это самое здравое решение, тем более с Майей даже не скучно.

Перед самым отъездом, в частном Аэропорту, не перезваниваю разрывающему телефон Паше, но сама набираю, словно высеченные в мозгу десять цифр.

На другой стороне мгновенно поднимают трубку.

— Макар?

Глава 30

— Давай так, Малыш, — сразу слышу повелительный, резкий тон и плыву, двумя руками держусь за трубку, словно за веревку над пропастью.

Два дня. Два дня его не было в моей жизни, а кажется, что всю жизнь.

— Малыш, ты меня слушаешь?

— Допустим, — напускаю на себя безразличие, чувствуя, как занемели от напряжения костяшки пальцев, а внутри кто-то режет без наркоза.

— Допустим, бл*ть, — проскрежетал он, и я невольно улыбаюсь. — Просто скажи, в какую часть Москвы вы поехали и не садись в этот чертов самолёт. Через полчаса я заберу тебя, и мы улетим на Сейшелы. У меня там дом. Я буду две недели греть тебя на солнышке, зализывать рану и свою вину.

Бл*…. Ну так же нечестно. Нечестно… — думаю, ощущая по телу дрожь и подглядывая, как Давид перебирает кончики волос Майи, и смотрит в лэптоп.

— Ты используешь нечестные методы, и я тебе не доверяю.

— Это я тебе не доверяю, ты в меня пулю всадила.

— Скажи спасибо, что не убила, — хмыкаю я, довольная собой. — Ты хотел убить нашего ребенка.

— Мы разберемся с этим, — грубее говорит он уже на воздухе, и я слушаю его голос сквозь потоки ветра. Уже знает, где я. Уже мчится. — Я сейчас приеду…

— Ты… так ничего и не понял, — говорю печально и чувствую в горле ком. Слезы наворачиваются. — Ты все еще мне не веришь.