Голод. Одержимые

— Ты не родишь его, это я тебе говорю. Сделаешь аборт, и все станет как прежде. Ты сама подумай, — идет он за мной, когда, резко развернувшись шагаю к двери, мотая головой. Не верю. Не могу поверить, что он серьезно? Заболел? Подменили? Наркотики? В сердце такая дыра, что не зашить, не залатать. Убьёт ребёнка, чтобы и дальше беззаботно трахаться? Да, Дамира, о-очень серьезный мужчина. На полном серьёзе влюблен в мои дырки.

— Подумай, Вась, ну какой ребенок при нашем образе жизни…

— Твоем…

— Нашем, потому что, помнится, ты сказала, что при любом раскладе останешься со мной, — слышу, что злится, а мне плевать, потому что всю свою любовь я перенесла на не родившегося малыша, а этот урод собирается от него избавиться.

— Ты не говорил, что собираешься стать детоубийцей, — говорю хрипло. Пальцы на ручке, нажимаю и чувствую захват на шее. Отвали. Просто уже отвали.

— А я сказал, что скорее сдохну, чем отпущу тебя, — яростно шипит он в ухо, давит на какие-то точки. Больно. И шорох мыслей в голове становится все тише, а дыхание все реже.

— Я все сам решу. Ты даже не поймешь ничего. Забудешь… — говорит он, и я чувствую, как расслаблено тело в его руках, как в рот льется порядочная порция горького алкоголя. Закашливаюсь и почти сразу теряю сознание, ощущая на губах вкус его поцелуя.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Глава 27. Макар

Мне даже думать не хочется о том, с кем она была.

Чревато последствиями.

Но лгать-то зачем. Зачем рушить то, что мы строили. Зачем, бл*ть, Вася! Нах*я тебе чужой отпрыск, когда есть я? Я, значит, отдаю сердце, а она решила потратить жизнь, ох*ренную фигуру на какого-то ублюдка. Теперь понятны ее обмороки, теперь понятно, почему кривилась при виде привычных блюд фаст-фуда и заказывала салат.

Еще и похудела. Этот… в ее животе, выкачивает силы и энергию, а значит это зараза, от которой просто надо избавиться.

И муки совести меня не мучают, потому что, во-первых, я прекрасно знаю, что от меня Василиса не могла забеременеть, а, во-вторых, сейчас ребенок ни к месту.

Я уже подобрался близко к тому, кто умело дергает за ниточки, сузил круг подозреваемых до пяти человек и ребенок, чей бы он не был, будет только мешать.

Пока везу Василису в ту же клинику, где проводили анализы, отвечаю на звонок Дэна.

— Ты чет быстро разобрался…со своей, — он стабильно отказывался называть ее имя и постоянно называл имена тех, с кем она флиртует.

Меня это мало волновало, я даже мысли не допускал, что она может гульнуть, знает, что в бетон бы закатал, но та чертова неделя… Та *баная неделя, когда она могла от обиды лечь под кого угодно, а сейчас просто боится признаться.

И я ее не виню, ведь я и сам трахнуться пытался. Но у меня не встал, а у нее-то дырку никто не зашивал. Но все это не важно.

Не большая процедура и все станет как прежде. Все встанет на свои места.

— Макар Александрович, что у вас случилось? — встречает меня на входе лысый, маленький Эдуард Казимирович и пропускает с Васькой на руках внутрь.

Нравится он мне. Вопросов не задает. Все по делу. И сейчас так.

— Срок какой? — спрашивает он и осматривает на кушетке Василису, измеряет давление, пальпирует живот, грудь, а мне хочется искусать себе от волнения все ногти.

— Несколько недель.

— Нам нужно ее разбудить, — говорит он спокойно, и идет к шкафчику, распаковывает какие-то коробки, читает.

— Это обязательно?

— Вопрос в том, каким способом вы хотите избавиться от плода. Если медикаментозно, то мне нужно взять у нее кровь и заставить проглотить таблетку. Если оперативный, то есть шанс никогда больше не забеременеть, но мы можем ее не будить. Что вы выбираете? Таблетку или выскабливание?

Вот это попадос. Я думал, все проще будет, а тут анализы сдавать и таблетки глотать.

Или операцию? Решение было очевидным, но, если чисто гипотетически она все узнает, чего она мне точно не простит, так это лишения ее возможности сделать ребенка. Нового.

— Я разбужу ее.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Глава 28. Василиса

Чувствую привычный запах дезинфицирующих средств.

И почему-то резкий вкус водки во рту.

Макар позволил мне выпить? Быть не может. Если только пару миллилитров. Тогда почему горло дерет так, как будто я выдула пол-литра в одинокого?

И тело ватное, и в голове шум, а самое главное, в груди горячо так, неприятно.

Пытаюсь вспомнить последние события и жар сменяется острой болью. Невыносимой.

Распахиваю глаза, щурясь от яркого света и быстро осматриваюсь.

В одежде. Значит, не стал. Не стал ведь?

Он же не совсем псих убивать ребенка, даже если он не верит в свое отцовство. Хотя бы ради меня.

Макар же не раз говорил, как я ему дорога.

Пытаясь пошевелить конечностями и ошеломлённо ахаю. Что же это такое!?

Тело привязано к кушетке, что не вырваться, а рядом стоит — руки в карманах — Макар. Хмурится.

— Ты не дергайся. Сейчас выпьешь таблетку и все встанет на свои места. Это, — показывает он мне на живот. Скотина! — Нам не нужно.

Нам? — хочу закричать, но прикрываю глаза.