Голод и тьма

Вопрос был, по какому календарю его праздновать – по григорианскому, принятому в Русской Америке, в ночь на первого января по новому стилю и двадцать первого по старому, либо по юлианскому, первого января по старому стилю и одиннадцатого по новому. Порешили встретить оба, вот только "новый Новый Год" праздновали в своей компании, на Никольской, где из "не своих" была только Анфиса, ставшая, впрочем, уже своей. А гостей мы пригласили на "старый Новый Год" в своей усадьбе в Кремле – там были и Пожарский, и многие другие "измайловцы", и даже – инкогнито – Ксения.

Десятого января по старому стилю, и двадцатого по-новому, в Благовещенском соборе прошло венчание Митьки и Ксении, причем шафером у Дмитрия сделали меня, а у Ксении этой чести удостоилась Мария Лыкова, верховная боярыня при царице. День выдался теплый – всего лишь минус пять градусов! Солнце уже приняло более или менее оранжевый оттенок (зеленея на восходе и закате), и Москва выглядела намного светлее и наряднее, чем прошлым летом.

На Пожаре всем желающим раздавали по куску мяса, по куску хлеба, и по печеной картофелине, а мы отпраздновали в Кремле. Обыкновенно свадьбы продолжались по нескольку дней, но молодые решили не затягивать – все-таки голод – и в тот же вечер переселились в свою новую резиденцию – новопостроенное крыло Кремлёвского дворца. Впрочем, уже через неделю Дмитрию надо было возвращаться в Измайлово, ведь он был не абы кто, а уже майор Измайловского полка, командир третьего батальона.

А я уже утром двенадцатого уехал с "летучим отрядом" в направлении Алексеева. У ребят уже были специальные крытые возки, даже с печным отоплением. Температуры держались между пятнадцатью и двадцати пятью градусами ниже нуля, так что это было отнюдь не лишне, да и ночевали мы время от времени в тех же возках.

Дорога на Чернигов преобразилась за прошлое лето – на многих участках она была вымощена срезами брёвен, кое-где выпрямлена, и практически везде расширена. Конечно, мы то и дело съезжали то вправо, то влево, иногда на два-три десятка километров, чтобы проинспектировать не только деревни у дороги, но и в более глухих местах. Но картина была везде схожей – люди в деревнях, как правило, исхудали, но оголодавших мы не встречали. Многие деревни – особенно под Москвой и ближе к Алексееву – оказались полупустыми – люди, по рассказам односельчан, уходили на работы или на поселение на южной границе либо в Измайлово. Про голодные смерти мы практически нигде не слышали, хотя пожилые люди умирали чаще, чем обычно, в основном от болезней.

К воеводе Ноготкову-Оболенскому мы заехали буквально на день, и поразились, как преобразился и сам город, и окрестности. Множество новых деревень, тут и там – крепости, в самом Чернигове – новые каменные стены. Южнее, где раньше не жил практически никто, появились новые деревни и сёла, а Алексеев обзавёлся каменными стенами и звездообразными бастионами к югу и западу, а также деревнями между городом и южными бастионами, километрах в десяти от города, перед самой границей с Речью Посполитой.

Вернулся я в Москву в конце марта, в середине Великого поста. А четырнадцатого апреля по новому стилю мы отпраздновали Пасху Господню. И двадцать первого числа, несмотря на то, что снег ещё и не начинал таять, я отправился с одним из "летучих отрядов" в Радонеж.

2. Вотчина

Сразу после Мытищ мы въехали на новую радонежскую дорогу. Она была вымощена деревом на всем протяжении, а вдоль нее находились новопостроенные ямы со сменными лошадьми, трактиры и постоялые дворы. Заночевали мы к северу от сельца Пушкино. К удивлению своему, я узнал, что названо оно не в честь великого поэта, а в честь его далекого предка, Григория Пушки, которому это село принадлежало еще в четырнадцатом веке. Это было первое увиденное мной с прошлого лета поселение в окрестностях Москвы, из которого никто не ушёл и где никто не умер от голода. Все жители трудились на прокладке дороги, и пусть не объедались, но питались достаточно неплохо.

А около полудня на второй день мы добрались до небольшого блок-поста на дороге – именно так именовал такого рода укрепления Ринат.

– Кто едет? – сипло осведомился старший, в форме Радонежского полка.

– Князь Алексей Николаевский и Радонежский.

– А документ у тебя есть?

– Вот, – ответил я и показал свой «документ», выданный мне тогда в Николаеве. Тот прочитал его внимательно и поклонился:

– Добро пожаловать, княже, в вотчину твою! А люди это твои?

– Это – летучий отряд.

– Розумею… но у нас здесь голодающих нет, до самого Сергиева Посада. Головой ручаюсь.

– Благодарю за службу!

Вскоре после блок-поста мы вышли на окраину леса – далее все было вырублено. Передо мной находился звездообразный бастион с каменными стенами, а далее виднелись стены самого города, вот только ранее они были, помнится, деревянными… Вокруг под снегом угадывались поля, тут и там находились деревни, частично старые, частично недавно построенные. Меня поразило, как за одно неполное лето и последующую долгую зиму город преобразился.