Голод и тьма

Погода резко ухудшилась, термометр показывал восемь градусов, а еще подул холодный ветер с дождем. Поэтому Алексея и Эсмеральду, а также Марусю с Ариадной я увидел лишь за завтраком и попросил, чтобы они не приходили на пирс – я помнил, как моя сестренка во младенчестве получила от такой погоды воспаление среднего уха. Но провожать нас пришли многие – и Виталик, и Ваня, и другие, знакомые и незнакомые, даже братья Птичкины, как я окрестил Синицына и Воробьёва. Пока Николаев потихоньку таял в дымке, я стоял и смотрел на город, заложенный не без моего участия, и на быстро превращавшихся в точки друзей, которых я нескоро увижу.

– Княже, – я почувствовал руку Юры Заборщикова на своей руке. – Холодно же, пожалуйте в каюту.

Конечно, к началу июля пыли Уайнапутины в атмосфере немного поубавилось, и солнце даже иногда обретало серо-зеленый цвет вместо тупо серого, но в море было даже холоднее и ветренее, чем на Котлине. В каюте было тепло и уютно, на столе стоял горячий сбитень и тарелка с пирожками, но мне почему-то хотелось выть волком. Конечно, меня тут никто не увидел бы, но я взял себя в руки, достал привезенный с собой еще из той жизни путеводитель по Северо-Западу России, и начал его штудировать, особенно карты местности.

Первой нашей остановкой была крепость Орешек. В двадцатом веке мы прошли ее на «Форт-Россе». Тогда она была частично в развалинах. Ныне же это была белокаменная крепость, окруженная стеной с девятью башнями. Внутри ее была цитадель, храмы, дома, лавки… В цитадели мы и заночевали, после чего мы пошли дальше, на Валаам.

Погода была бурная, ветер дул с северо-запада, но капитан знал свое дело, и семнадцатого июля мы подошли к монастырю. Да, природа была та же, что и в двадцатом веке, а вот сам монастырь узнать было невозможно. Во-первых, двадцать лет назад большинство монахов умерло от чумы, а потом пришли шведы и разрушили монастырь. Обратно его отвоевали лишь шесть лет назад, и теперь он потихонечку восстанавливался. На каменный храм Преображения Господня уже была положена деревянная крыша, и в нем проходили службы – на одну из литургий мы и попали. После этого, игумен Макарий пригласил нас на трапезу – ладожскую ряпушку и пареную репу.

Монастырь бедствовал – когда пришли шведы, крестьяне разбежались с монастырских земель, и сейчас их было очень мало – и то практически одни только православные беженцы с земель под шведской короной, в большинстве своем карелы. На монастырских огородах монахи каким-то образом ухитрялись выращивать культуры, которые на этих широтах больше нигде не росли, такие, как арбузы. Работали на островах сами монахи, рыбачили тоже монахи, да и строительством занимались они же, вот только строительный материал и кое-какое продовольствие закупали из денег, получаемых из казны. Тем не менее, монастырь рос, ширился и восстанавливался. Более того, монахи в своих селах на северо-западном берегу Ладоги содержали церкви, а при них – школы, больницы и богадельни. Игумен Макарий уже послал прошение к Патриарху освободить монастырь от продразверстки, но ответа пока не было – дорога в Москву была весьма дальняя. И он показал мне подвалы монастыря – они были практически пусты, в них оставался лишь семенной запас на следующий год, да первая собранная в этом году картошка, которую тоже оставляют для посадки в следующем году.

Пока мои ребята разгружали мешки с картофелем, я услышал краем уха, как кто-то из братии распределял их по ладьям. Я спросил у Макария, зачем, оказалось, что каждая из ладей пойдет в одно из приладожских монастырских сел. В те же ладьи заносили и кадки со свежепойманной рыбой – в сам монастырь на моих глазах не отнесли ни единой.

– А что же будут есть сами монахи? – удивился я.

– Сын мой, негоже христианину смотреть, когда другой страдает и умирает от голода. Даже если человек непрестанно молится Господу и соблюдает монашеский устав – такие люди недостойны называться монахами или вообще православными. Мы справимся, Господь пошлет нам пропитание, а в селах есть старики и дети, которые больше нас нуждаются в пище. А если день не постный, то, если запасы кончатся, сходим и ещё рыбки наловим – здесь её много.

Я пообещал ему, что я поговорю с Патриархом, как только вернусь в Москву, и подумаю, как еще помочь обители. Ведь дело было не только в самом монастыре, но и в том, что он являлся форпостом Руси на северо-западе, на шведской границе. Сам же я решил добиться того, что работы в монастыре и в монастырских селах будут приравнены к общественным работам при распределении продовольствия. И скажу своим – пусть Валаам сделают одним из центров распределения продовольствия на Северо-Западе. И пусть новый пароход совершит первый свой рейс на Валаам с грузом зерна и картофеля.