Голод и тьма

А пока мы ждали возможности продолжать путешествие, мы спасались в баньке при Путевом дворце в Твери. И тут я, увы, не выдержал. Обычно меня банщицы интересовали мало – как правило, это были дамы в теле и не первой молодости, а мне нравятся девушки стройные и, если и старше меня, то ненамного. Но одна из банщиц привела дочку лет двадцати – сказала, рано овдовела, муж умер от болезни прошлой зимой. И неразумное потребление пива и хмельного меда, помноженное на почти годовое воздержание, сыграло со мной злую шутку – я понял, что изменил не только Лизе, но и, собственно, Эсмеральде, когда, проснувшись, увидел рядом с собой нежно посапывающую Аксинию. Конечно, девушка была необыкновенно красива – русоволоса, голубоглаза, с точеными формами, лучше любой Мисс Америки. Но, тем не менее, я почувствовал себя весьма неуютно. Была еще надежда, что в ночь до того ничего такого у нас не было, но, проснувшись, Аксиния сказала:

– Княже, а надень на свой уд варежку, как вчера.

Все мои надежды, что ночью ничего не произошло, при этом понятным образом обрушились. И у меня не хватило сил разочаровать девушку – а она не только весьма споро делала свою работу, но, увы, знала толк и в увеселениях. Так что, когда мы наконец покинули Тверь семнадцатого числа, я был вполне доволен – но с ужасом думал, что на обратном пути придется еще раз наведаться в этот же дворец.

Дальнейшее путешествие прошло быстрее – все элеваторы были в полном порядке, все картофельные поля – последнее у Новгорода – засажены, столь молодых банщиц больше не было – а уединения со служанками я, хоть и с трудом, избегал как огня. В Борисов мы пришли седьмого июля (понятно, по новому стилю), и я его не узнал – все-таки то, что недавно было еще пустынным берегом, превратилось в небольшой городок, и звук топора раздавался со всех сторон – он строился дальше. Через реку, несмотря на серую мглу, был виден Александров, разросшийся еще больше. Тут и там дымили трубы заводов – как я узнал, топили горючими сланцами, а шведы поставляли руду по графику.

В Борисове располагался и недавно созданный центр для временных рабочих. В большинстве своём это были люди из окрестных деревень и городов. Работали они на строительстве дорог и новых городских зданий, на осушении болот, а тем, у кого были профессии, по возможности находились соответствующие занятия. Кроме того, всех учили читать, писать и считать, и самых способных определяли кого осваивать новые профессии, а более физически развитых – в Борисовский полк либо Николаевскую эскадру. Часть из них предполагалось взять с собой в Америку, но только тех, кто захочет сам и покажет успехи в той или иной области.

Уровень Невы после всех дождей был достаточно высоким и для «Победы», но она сейчас находилась в Николаеве, так что я заночевал в Александрове, сходив сначала на исповедь у отца Пафнутия. Узнав о моем прелюбодеянии, он долго смотрел на меня, потом, ничего не говоря, начал читать отпустную молитву. В воскресенье восьмого, с утра, он меня даже причастил. После службы, я спросил его, почему он не назначил мне эпитимии, а он посмотрел на меня и с грустью сказал:

– А ты сам каешься так, что ни одна епитимья не поможет. Ничего, полтора года тебе осталось, потом будешь с женой. А она тебе, чую, уже дитя-то родила – Господь хранит ее, не бойся ни за нее, ни за дитя, ни за других.

Я испугался спросить, кого он имеет в виду под «другими».

2. Сердце красавицы

Чтобы не гонять один из наших кораблей, я ушел в Николаев на местном «купце», и всего лишь через пару часов уже сходил по длинному николаевскому пирсу.

«Купец» пришвартовался в торговом городке – чтобы попасть в военный, нужно было пройти через КПП, поставленный там за зиму. Там стояло двое незнакомых молодых людей в форме, один из которых, окая, сказал:

– ДОкументы!

– Рядовой, я Алексей Алексеев. Позови кого-нибудь из начальства.

Он кивнул второму, тот нажал на кнопку, и через пять минут в КПП вошел Виталий Дмитриев.

– Лёх! Вот кого я рад видеть! Рядовой Синицын, рядовой Воробьёв, это наш князь и начальник.

Те вытянулись по струночке, смотря на меня с некоторым опасением. Я же посмотрел на них с улыбкой:

– Вольно! Молодцы, ребята, что не пустили абы кого без документов.

Те засияли. Как мало нужно молодежи, чтобы почувствовать себя счастливыми… Мы с Виталием прошли в городок.

– Они из одной из окрестных деревень, из Николаевского училища. Фамилий у них не было, только имена и отчества; каюсь, я подсуетился, подумал, похожи на замерзших птичек. А теперь посмотри на них… Всего год как учатся – и уже и читать, и писать умеют, и устав знают, и стреляют хорошо. Как, впрочем, и многие другие. А как ты-то сюда попал? Чего не радировал из Александрова? Мы б подготовились.

– На «купце».

– Та-а-ак. А что, если бы он потонул? А что, если б тебя взяли в заложники? А что если…

– Да ладно… Даже если я погибну или меня, не дай Боже, похитят – грустно будет только по-человечески. Ведь я и военный никакой, и в промышленности плохо смыслю, да и вообще.

Тот рассмеялся и сказал: