Голод и тьма

А двое других нищих привели нас к челяди Рубец-Мосальского, для ареста которого теперь были основания, и Борис нам сразу дал на это визу. Василий Михайлович с нами говорить отказался и был препровождён к Дмитрию Ивановичу Годунову, у людей которого он практически сразу запел, как птичка. Выяснилось, что ему был обещан немалый чин при будущем царе Дмитрии Иоанновиче, а также была передана довольно большая сумма золотом. Смертную казнь ему заменили лишением всего имущества и ссылкой в Кирилло-Белозерский монастырь после того, как он, стоя на Лобном месте, прилюдно покаялся в измене и подробно перечислил все, что он сделал или должен был сделать по уговору с поляками. Мы же, хоть ничего и не просили, получили его кремлевскую усадьбу.

После этого, слухи пошли на убыль, но так окончательно и не прекратились – их продолжили тиражировать некоторые «городские сумасшедшие» – куда же без них, увы… Но верили им, такое у меня возникло впечатление, совсем немногие, особенно после указа Святейшего и исповеди Рубец-Мосальского.

В мае чуть потеплело, и к середине месяца наконец-то растаял снег, и началась распутица. Она продолжалась долго – земля просто не могла высохнуть из-за низкой температуры и отсутствия солнца. В июне, наконец, мы посадили картошку на полях в Измайлово и у Радонежа, а также поделились ей с теми, кто был согласен ее сажать с условием, что они передадут нам половину урожая в конце лета. Картофель мои ребята повезли и в другие районы – Орёл, Курск, Путивль, Чернигов, Калугу, Смоленск… Кроме того, посадочный материал распространялся и по монастырской линии – об этом уже позаботился Святейший.

В Москве и под Москвой всё весьма неплохо работало и без меня, и мне захотелось посмотреть, что же у нас происходит на берегах Невы и на Балтике. И седьмого июня я отправился в путь, взяв с собой взвод "измайловцев" из тех, кто отличился под Черниговом. Было холодно, но относительно сухо, и наш поезд двигался достаточно быстро. И не успели мы отъехать от Москвы, как мы увидели два десятка телег, заваленных разнообразным скарбом, двигавшимся нам навстречу.

– Куда вы едете, добрые люди? – спросил я у одного из возниц.

– К Чернигову, там, говорят, землю дают, да и зерно для посадки, и серебро на первое время. И теплее там. А то в этом году запретили нам рожь сажать, говорят, не взойдёт, родимая. А на дорогу нам зерна отсыпали, да и денег немного дали.

– А ты знаешь, что тебе военному делу учиться надо будет? А всей твоей семье – грамоте и счёту.

– Знаю. И что с татарами или с ляхами, может быть, сражаться придётся. Только всё лучше, чем как здесь, когда и посадить-то ничего нельзя.

Это было частью нашего плана – создание боеспособного ополчения на южной границе. Каждому полагалось по ружью, порох, свинец, и пулелейка – и, кроме того, кое-какой инвентарь, от сохи и до топора. За это каждый будет числиться солдатом одного из новых полков, и обучаться военному делу – чтобы хоть знать, с какой стороны ружьё держать и как из него стрелять. Да и школы везде открываются – зря мы, что ли, учителей готовим?

В этом году упор делался на южную границу либо на Борисов, Александров и Николаев, а в следующем – ещё и на Урал, Сибирь, и Поволжье. Подобные караваны я встречал по нескольку раз на дню – кто шёл на Чернигов, кто на Путивль, кто на Курск, кто на Воронеж…

Но хорошая погода длилась недолго – километров за пять до Твери снова зарядили дожди, и наше путешествие прервалось одиннадцатого июня, практически не успев начаться. В самом городе улицы были мощёны деревом, и по нему передвигаться было можно. Мы проверили элеватор – он выглядел добротно, высокий, обмазанный глиной и заполненный зерном – все-таки в прошлом году народ постарался. На сколько этого зерна хватит, я даже не хотел думать. Но кроме зерна, у Тверского элеватора в амбаре устроили хранилище сушеных грибов и рыбы, а в другом – крымского масла и кишмиша – крымчаки условия перемирия выполняли на ура. Кстати, в деревнях по дороге в Тверь я то и дело замечал крымских козочек. Похоже, наша программа «по козе в каждую семью» начала работать. За козу подразумевалась трудовая повинность, и там, где были предусмотрены картофельные поля, например у Клина и собственно Твери, их задачей было распахать поле, засадить картофелем, и потом – осенью – убрать его.

Народ еще не знал, что такое картофель, так что воровства пока не было, да и народ так хотел халявную козу, что картошка к нашему приезду уже была засеяна. Голода как такового ещё не наблюдалось – припасы еще оставались с прошлого года, а крестьянам, которые обыкновенно работали бы в поле, и которые не захотели переселяться на юг, предложили работу по постройке дорог и общественных зданий, а также мощению улиц.