Голод и тьма

– Государю, вот книга Александра Пушкина, – и я протянул ему томик его поэзии. Я специально отбирал такой, в котором не будет его драматических произведений – царю абсолютно не нужно читать "Бориса Годунова", шедевр, но написанный под влиянием пропаганды, возникшей после смерти Бориса. Тот, к моему удивлению, открыл его и начал читать:

"Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя…"

Прочитав стихотворение до конца, он сказал:

– Знатный поэт сей Пушкин. Пишет так, что даже жарким летом увидишь таковое, – и он указал на снежный буран за окном, затем наугад открыл другую страницу:

"Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв…"

Борис задумался.

– Княже, а кто его предок?

К счастью, я попросил кого-то из своих уточнить этот момент, и со сдержанной гордостью заявил:

– Тимофей Семёнович Пушкин, государю. Пра-пра-пра-пра-пра-прадед Александра Сергеевича.

– Добрый воин, – кивнул он головой. – В Серпухове он сейчас у меня. Ладно, княже, ступай к себе.

Подумав, я вместо этого пошёл на Патриарший двор. Монах у входа, увидев меня, сказал:

– Княже, Святейший вчера уехал в Симонов монастырь, обещал приехать завтра. Тогда и приходи. Он распорядился, что хочет тебя видеть.

По моим часам, было не позднее половины четвёртого, а закат в это время года приходится на полчаса позже. Но выла буря, хлестала по лицу, укутанному в муфту, позёмка, а небо было покрыто мглою; хорошо разве что, что я взял с собой фонарик на батарейках, которые ещё не сели. Татей можно было не опасаться – в такую погоду они, в отличие от дураков вроде меня, на улицу не выйдут.

3. Эх, мороз, мороз…

За ночь температура упала до минус сорока, если верить термометру за моим окном. Точнее, может, и меньше, но армейский термометр, найденный в одном из ящиков на "Победе", меньше этого значения не показывал. Кстати, пришлось на секунду открыть ставни, чтобы насладиться этой цифрой, что, наверное, было ошибкой – если секунду назад в моей спальне было достаточно тепло, то теперь мне пришлось срочно ретироваться и оставлять дверь открытой в надежде, что там потеплеет.

Но к царю идти пришлось, ведь обещал, а возможности позвонить и отменить уроки у меня попросту не было. К счастью, мне ещё осенью Строганов подарил соболиную шубу и к ней сапожки, шапку, варежки, и кусок меха для лица, на случай больших морозов – его именовали платом. Пока меня не было, к сапогам наши умельцы приделали рифлёные подошвы, а к шубе – внутренние и наружные карманы. Посмотрев в зеркало, я заметил некоторое сходство с боярыней Морозовой с известной картины Сурикова, но, в общем, остался довольным увиденным.

К моему удивлению, Женя Лисина пошла со мной, сказав, что и её никто не освобождал от обучения царевны, а теперь к ней присоединилась и матушка её, Мария Григорьевна.

– Ну и как? – спросил я, пока мы ещё не вышли на улицу.

– Не забывай, что девичья фамилия матушки – Скуратова-Бельская.

– Неужто?

– Именно. Малютина дочка. И характер соответствующий – весьма властная и сложная в обращении особа.

– Ага, понятно. Странно, что дети такие славные.

– Не самодуры, это так. Но весьма целеустремлённые.

По дороге мне пришлось отдать плат Жене – она не жаловалась, но её лицо очень уж быстро приняло мертвенно-бледный оттенок. Закрыл лицо варежками – помогло, и добрались мы оба без обморожений.

Далее всё было как обычно – урок у государя, совмещённый с ранним обедом, затем оба его родственника, и, наконец, Юля забрала меня к Ксении Борисовне. Для неё у меня тоже был сюрприз – "Сказка о царе Салтане" всё того же Пушкина. Прочитав начало, она с грустью сказала:

– А мне, княже, суженого всё не найти. Батюшка хочет отдать меня за иноземного принца. Я согласна, что это было бы добро для Руси. Но я не хочу переходить в другую веру. Да и жить среди чуждых мне людей не хочется… Да и на Руси найти такого, за которого уместно будет выходить, не так уж и просто.

Бедная девочка, подумал я. Её иностранные женихи все были "не первой свежести" – ведь Русь на западе не слишком котировалась, а последующая судьба её в нашей истории была весьма грустной. Нет уж, не дам я всяким там мразям типа Лжедмитрия её насиловать! Но что же тогда делать?

И вдруг я вспомнил.

– Царевно…

– Когда рядом одна только Юлия, княже, зови меня Ксения. А я тебя Алексеем величать буду. Добро? – и в её глазах появились смешинки.

Я поклонился.

– Так что ты хотел мне поведать, Алексею?

– Мария Пожарская же твоя боярыня была?

– Именно так. Но батюшке было угодно отправить её в опалу, вместе с сыном её.

– Ксения, Дмитрий Пожарский сейчас служит в Измайловском полку. И неженат. И очень хороший молодой человек.