Голод и тьма

А на Старый Новый Год к нам приехали крымчаки во главе все с тем же Мустафой, привезя с собой подписанный ханом договор, множество телег с кишмишом и другими сухофруктами, прочим продовольствием, оливковым маслом, а также с двумя тысячами полонян и с оговоренным выкупом за всех крымчаков. Других полонян, по их словам, пригонят в ближайшее время – всё-таки дорога пешком занимает побольше времени.

Я распорядился отпустить всех, кто не числился в списке преступников, присовокупив, что их мы отпустим тогда, когда придет выкуп за них, а также недостающий полон. Впрочем, переговоры с купеческой делегацией были весьма плодотворные – я так понял, что на одних только мехах они очень хорошо подзаработают. Так что у меня появилась надежда, что южная граница в ближайшие годы будет в безопасности. И, пообещав весной отправиться к дончанам, я распрощался с Мустафой-беем. Перед выездом, он неожиданно сказал:

– Княже, если ты все-таки когда-нибудь посетишь Крым, то ты будешь для меня самым дорогим гостем и в Бахчисарае, и в Балаклаве, где у меня летний особняк на море.

– Благодарю тебя, Мустафа-бей. Надеюсь, что и я когда-нибудь смогу предложить тебе свое гостеприимство.

Если бы я знал, что этим словам было суждено сбыться…

На дорогу мы даже обнялись, а потом татары ушли. Нам же было пора возвращаться на север, в Москву, где мне в скором времени придется принимать наших польских друзей. С собой мы взяли лишь шляхту – всех остальных оставили здесь, в Чернигове, для проведения работ.

Обратная дорога в Москву прошла без особых проблем – снег был глубоким, но не слишком, на всех реках давно уже установился прочный лед, и первого февраля мы въехали в Измайлово, где мы и оставили польских пленников, а второго мы с Ринатом вернулись на Никольскую.

Глава 4. Бледное солнце

1. Князь Радонежский

– Добре же ты сходил, княже, – с одобрением посмотрел на меня Борис. – Теперь и с Крымом проблемы решены, и Любеч наш, и ляхи хвост подожмут. Жалую тебя городом Радонеж и деревнями тамошними – дьяк грамоту напишет, завтра заберешь. И твоих людей награжу.

– Государю, – сказал я. – Поверь мне, битву мы выиграли, а вот войну… Узнают они, сколько нас было, и начнутся комариные укусы – то на юге, то на западе. Причем поначалу будет все обставлено так, как будто это не поляки и не татары, а местные разбойники. А пойди докажи, кто за ними стоит…

Борис нахмурился, а я продолжил:

– Как сказал великий поэт, «Ждёшь, бывало, с юга, глядь – ан с востока лезет рать».

– А что за поэт такой?

– Александр Сергеевич Пушкин.

– А не из бояр ли он Пушкиных?

– Да, из них. Только родится через двести лет. Самый лучший поэт, так у нас считалось. Могу тебе книгу его принести, государь.

– Принеси, когда придешь меня учить!

– Сделаю, государю. А про укусы… если бы только они. Ведь сейчас, ты же видел, солнце уже не оранжевое – бледное оно стало, прямо как луна в обычное время.

Да, пыли в воздухе все прибывало, и свет стал каким-то серым. Когда-то давно, я побывал в Мехико. Может, так там всегда, а, может, просто мне «повезло», но небо все время было серым, солнце – проступавшим иногда бледным диском, похожим на луну, а прославленную панораму окрестных вулканов – Попокатепетля и Истaксиуатля – я увидел лишь с самолета при подлете к городу, пока мы не нырнули в серую пелену.

Конечно, в Москве первого года семнадцатого века индустриального смога не было. Но небо и солнце были практически точно такими же, как тогда в мексиканской столице, разве что было еще темнее.

Борис смотрел на меня с удивлением – я замолчал во время своего повествования – и я, спохватившись, продолжил:

– Государю, нам нужно будет и с голодом бороться, и людей учить, и заводы строить, а времени, государю, просто нет. Слишком долго я на юге был, хорошо еще, мои люди и без меня со всем управлялись. Мыслю, у крестьян времени много будет, ежели сажать им ничего не можно. А мы зерно и другое продовольствие будем старикам так выдавать, а тем, кто помоложе – за работу. Например, дорогу в лесу прорубить, да и щебнем её посыпать. Или стену вокруг города укрепить. Или построить что.

– Добро ты придумал, княже.

– Да и учить грамоту и счет. Ведь даже крестьянин лучше работать будет, если по-научному к делу подойдет. А рабочий на заводе – тем более. Или воин.

– А еще что делать будешь?