Единственная его реакция – новое покусывание клитора. Я снова пытаюсь увильнуть от этого почти мучительного всплеска наслаждения, но на этот раз меня держат.
Чертов кустарник.
Пожалуй, это самая странная ситуация, в какую я когда-либо попадала, а уж я-то повидала странных ситуаций.
– Ты больной урод, – говорю я.
– Тс-с-с… – отвечает Голод, и его голос вибрирует у меня в сердце.
– Больной урод, помешанный на контроле, – поправляю сама себя.
Он еще раз целует мой клитор и вводит в меня палец.
Господи боже!
Теперь, когда я не могу убежать, Голод безжалостно водит ртом по моему клитору, сводя меня с ума, и все это время трогает меня пальцами.
Слишком много всего одновременно, но я прижата к земле и не могу уйти.
– Голод…
Он вводит в меня еще один палец, и…
Я изгибаюсь с задыхающимся криком, когда меня накрывает мощным оргазмом. Он тянется и тянется, и все это время губы Жнеца не отрываются от меня.
Даже когда оргазм проходит, Голод не ослабляет хватку.
– Хватит, хватит! – умоляю я. – Пожалуйста!
Меня трясет на пике наслаждения. Кажется, долго я этого не выдержу.
Голод неохотно отрывается от меня, затем передвигается выше, пока наши тела не оказываются на одном уровне.
Я чувствую, как его член крепко прижимается к моему бедру, и думаю, что он вставит его сейчас, когда я вся теку, как Амазонка, но он просто смотрит на меня, жадно впитывая выражение моего лица.
Он приглаживает мне волосы назад.
– Будешь хорошо себя вести?
– О чем ты? – отвечаю я, все еще не отдышавшись.
Склонив голову набок, Голод снова смотрит мне в лицо изучающим взглядом.
– Хм… – Он задумчиво похлопывает меня по щеке. – Пожалуй, надо тебя еще помучить. Мне так нравится мучить тебя…
Он начинает сдвигаться ниже вдоль моего тела.
– Погоди, погоди!
О боже.
Он останавливается, и его взгляд возвращается ко мне.
– Я тоже хочу тебя потрогать.
Голод и так не двигался, но теперь, кажется, совсем замер. Я вижу, как он колеблется, и понятия не имею, о чем еще может раздумывать явно возбужденный мужчина, когда женщина умоляет дать ей прикоснуться к нему.
Затем, не говоря ни слова, Голод приказывает своим чудовищным лозам выпустить меня.
Я сажусь, разминая запястья, а Голод словно отстраняется. Но это не обычная его ленивая расслабленность, когда он ожидает от людей служения. Он как будто немного отчужден, словно не может заставить себя попросить меня о чем-то.
Всадник не привык к этому. Он привык брать то, что хочет, привык к тому, что у него что-то отнимают, но позволить кому-то что-то дать ему без всякого скрытого мотива? Очевидно, это требует от него некоторых усилий.
Я придвигаюсь ближе к нему, стоящему на коленях, и осторожно кладу руки ему на плечи.
– Ложись, – говорю я тихо.
Этот человек, который никогда никому не подчиняется, теперь безропотно исполняет мои приказы, хотя и поглядывает на меня с некоторым недоверием.
Я провожу руками по его бедрам, слегка улыбаясь, когда его мышцы напрягаются под моими прикосновениями.
– Расслабься. Будет весело, – говорю я, легонько массируя его ноги.
Я устраиваюсь у него между ног, становясь на колени перед его членом. Чувствую, как стекает с волос на шею жидкая грязь. Все как-то гораздо грубее и первобытнее, чем я привыкла. Но сейчас это хорошо.
Член Голода дразняще близок, и я выжидаю мгновение, чтобы напряжение достигло пика.
Мой взгляд встречается со взглядом Жнеца, и нервы у него до того натянуты, что я почти слышу, как потрескивает воздух.
Я наклоняюсь, мое горячее дыхание овевает его эрегированный член, и тот дергается.
Я улыбаюсь.
– Цветочек, по твоему взгляду я чувствую, что мне есть о чем волноваться…
Прежде чем он успевает закончить свою мысль, я обхватываю его член ртом, придерживая его рукой за основание.
Голод выдыхает сквозь зубы.
Я не даю ему ни минуты, чтобы прийти в себя. Мои губы двигаются вверх-вниз, вверх-вниз.
Голод издает чертовски сексуальный стон.
Конечно, он был прав. Ему есть о чем волноваться. Я заставлю его пересмотреть свои взгляды на секс. Целиком и полностью.
Как только я закончу, он будет моим.
Я пускаю в ход все имеющиеся у меня в арсенале трюки: от обволакивания языком чувствительной головки до поглаживания яичек и введения пальца в задницу – в этот момент он весь дергается подо мной.
– Господи, мать его, Иисусе… – ругается он. – Что это за колдовство?
Теперь моя очередь игнорировать его слова, одновременно удваивая усилия. И рот, и рука делают свое дело.
В ответ Голод стонет, мышцы у него сокращаются. Он запускает руки мне в волосы и сжимает так, как будто я могу в любой момент ускользнуть.
Свободной рукой я снова поглаживаю ему яйца.
Его бедра дергаются, член ходит ходуном у меня во рту.
– Господи боже, тебе пора остановиться.
М-м-м… Игнор.
– Ана… – Голос у него хрипнет, член все так же дергается.
Игнор.
– Если ты хочешь, чтобы дело дошло до… о Господи… остановись…
Он сам не проявил ко мне никакого милосердия. Я плачу2 ему тем же. Продолжаю скользить по его члену ртом, а рукой поглаживать у основания.
– Твою ж мать, цветочек…