Малюта подчинился царской воле и в поклоне поцеловал перстень и отступил от трона. Иоанн бросил быстрый взгляд на Басманова, что стоял подле.
– Со мной, – коротко молвил владыка, позвав Фёдора жестом.
Басманов затворил царские покои и сам прислонился к двери, заведя руки себе за спину. Владыка же с гневливым рыком сел за стол.
– Подай, – повелел Иоанн, кивая на книгохранительницу да щёлкнув пальцами.
Фёдор медлил несколько мгновений, а терпение Иоанна иссякло.
– Оглох, Басманов?! – огрызнулся царь.
Фёдор резко отстранился от двери, спешно метнулся к книгохранительнице. Он отворил дверцы да принялся оглядывать полки. В царившем полумраке нельзя было ничего разобрать. Фёдор сглотнул, пытаясь всё же разгадать царское повеление. Стук пальцев Иоанна доносился до чуткого слуха Басманова, и опричник понимал – терпение царское на исходе. И вдруг на глаза попалась давненько виданная вещица. Мутное стекло будто бы нарочно сторонилось света.
«Была не была», – отчаянно подумал Басманов, ухватывая с полки вещицу, да обратился к владыке. Фёдор поставил подле Иоанна стеклянный пузырёк, в котором покоилась сама смерть. На устах царя занялась недобрая улыбка.
– И ведь додумался ж, – довольно протянул Иоанн, касаясь руки Фёдора.
Сперва Басманов вздохнул с облегчением.
– Для какого ж гостя дорого сие питьё? – вопрошал Фёдор, не спеша отдавать пузырёк.
– Для меня, утомился я заботами, – ответил Иоанн с улыбкой да подал руку.
Фёдор вскинул брови, замерев на мгновение. Затем же широко улыбнулся, и звонкий смех сорвался с его уст. С поклоном опричник исполнил повеление владыки своего.
– Как будет угодно тебе, свет очей моих, – с нежной улыбкой молвил Басманов.
– Не дождётесь, – ответил Иоанн и будто бы на вес проверял, сколь много яду покоится в холодном стекле.
Снега мели со страшной силой. Белый покров тяжёлых сугробов не давал пути резвой тройке. Ямщик как мог силился совладать с лошадьми, которые так и норовили воротиться обратно. Слабый огонь теплился в боярском тереме. В конюшне не было видно лошадей, как не было видно холопов и их детей, из трубы не шло дыма.
Княгиня стряхнула снег с шерстяного платка и, переступив порог, замерла. Запустение и тишина, царившие в доме, будто бы призывали к молчанию. Не было слышно ни скота, ни холопов. Однако тихий шаг развеял её мысли. Княгиня Старицкая обратила взор на коридор, откуда показался князь Иван Бельский. Он предложил ей сесть на скамью, но княгиня отказалась.
– Мой муж всё доложит царю, – молвила княгиня, обхватив себя руками.
В палатах стоял хлад, пробирающий её насквозь, но отчего-то Бельский будто бы не замечал мороза, даже когда его руки покраснели, а губы сделались бледны. Он поджал их.
– Значит, – молвил он, – так тому и быть. Но я не сбегу. Это мой дом, моя земля, и пущай эти супостаты отравляют её кровью и смертью. Я не уйду.
– Ты рехнулся? – спросила Евдокия, заглядывая в глаза князя.
Незримая и необратимая печать коснулась его чела.
– Я не узнаю тебя, – со страхом прошептала Евдокия.
– Так не мучь себя. Уходи, – произнёс Бельский.
Княгиня вернулась домой поздно ночью. Она пробиралась осторожно, крадучись, точно была и вовсе не у себя дома.
– Где шлялась? – раздалось как гром среди ясного неба.
Евдокия вздрогнула. Из светлицы на княгиню смотрела свекровь.
– Как отрадно сердцу моему, – молвила с поклоном Евдокия, – видеть вас в добром здравии… Право, и не ожидала, что хворь велит вам с постели подняться.
– Не дождёшься, сука, – с жестокой усмешкой молвила старуха. – Где шлялась, плеха ты паскуданая?
– В церкви, – ответила Евдокия.
– Только муж за порог, поди, поспевай за этой мразью! – Старая княгиня в злости ударила рукой о стену. – Чтоб без ведома моего из дому носу не казала! Ишь, нашла время шарахаться, блядина слабоумная!
Не впервой было Евдокии сносить брань и ругань. Сжав губы, она скоро поднялась наверх к себе в покои да плотно затворила дверь. Горячие слёзы невольно подступали к щекам. Она зажала рот рукой, прерывая горестные стенания.
– Григорий Лукьяныч, – доложили рынды.
Дверь царской опочивальни приотворилась. Малюта усмехнулся, сложив руки на груди.
Фёдор, стоящий на пороге, повёл бровью.
– Алёшка как чуял чего – раз не пошёл со мною, – молвил Малюта, оглядывая Фёдора.
Басманов усмехнулся, открывая дверь опочивальни да впуская опричника в покои. Григорий стал рыскать взглядом и не нашёл государя.
– Верно, – молвил Басманов, подходя к столу. Он отпил из своей чаши сладкого вина. – Не то бы, – продолжил он, опёршись о стол, – потратил бы время понапрасну.
– И где же светлый наш царь-батюшка? – вопрошал Скуратов.
– Велел не говорить, – ответил Фёдор, чуть наклонив голову набок, да взгляд его полнился лукавством.
Даже будь на то воля Басманова, не мог бы дать ответа – не ведал он, где нынче государь.
– Мои люди вона чё видали, – молвил Скуратов, разводя руками.
Басманов кивнул.
– Видали, говорят, что Евдокия Старицкая среди нощи видалась с Бельским, – поведал Скуратов.
– Видать, у бабы ум за разум зашёл… – молвил Фёдор. – О чём она вообще думала?